Кавалерия никак не ответила на этот издевательский поклон. От Гая она демонстративно отвернулась, между берсерками же скакала так, что те едва успевали сторониться. Несколько минут спустя она спрыгнула с разгоряченного Икара на школьном дворе и бросила его повод Витяре.

– Позаботься о нем! – попросила она.

Дальше Кавалерия повела себя не совсем понятно. Она подошла к изрытой, израненной площадке, на которой недавно шел бой с рогриком, посмотрела на нее и издала звук, который одновременно мог быть истолкован и как смех, и как рыдание.

– Что? Это все? – спросила она.

– В каком смысле «все»? – отозвался Даня. Он стоял рядом, картинно опираясь на бердыш, захваченный как трофей на поле боя, а на самом деле просто брошенный хозяином и поднятый Даней у забора.

– Рогрик где?

– В болоте.

– То есть его больше нет? – уточнила Кавалерия все с тем же болезненным смешком.

Даня начал многословно сообщать подробности боя. Оставаясь верным своим привычкам, он делал это примерно в таких выражениях:

– В этой переломной фазе сражения, когда все было поставлено на карту, Кузепыч и Макс перешли в контрнаступление, поддержанное вашим покорным слугой!

Недослушав Даню, Кавалерия отвернулась и, спотыкаясь, пошла за недостроенный корпус, ни на кого не глядя и едва ли вообще понимая, куда и зачем она идет. Кузепыч сунулся было к ней, но Кавалерия жестом показала, чтобы он не приближался, и повернула за угол.

Рина, чуть помешкав, последовала за ней. Подходя, она издали увидела, что Кавалерия, считающая, что ее никто не видит, уткнулась лбом в стену, и спина ее вздрагивает.

Рина бросилась к Кавалерии. Коснулась ее плеча.

– Отойди, пожалуйста! – тихо попросила Кавалерия.

Рина удивленно застыла. Она видела, что Кавалерия изо всех сил сдерживается, чтобы не сорваться.

– Но все же хорошо? – спросила Рина растерянно.

– Хорошо? Да все просто замечательно! – ответила Кавалерия тем же стертым голосом. – Вот только я раздробила главную закладку в Зеленом лабиринте. Доделала то, чего не доделал Сашка. Отсекла каменному медведю нос.

Рина задохнулась. Потом все же выговорила:

– Зачем?

– Я решила, что все потеряно, и воспользовалась советом Альберта Долбушина. В нем была логика. Или лишиться части закладки, или вообще всего… – Спина Кавалерии опять вздрогнула-то ли от слез, то ли от гнева. – Одним словом, я это сделала!

– Так не отдавайте им вторую часть! Вы же не отдали?! – крикнула Рина.

– Поздно. Я швырнула ее в первого же берсерка, который мне попался. Уверена, Гаю уже сообщил его опекун. Я поняла это, когда он мне кланялся. В момент, когда закладка в последний раз подпустила меня к себе, я чувствовала, что делаю что-то не то. Но я не остановилась…

Кавалерия ударила кулаком по стене и охнула, прижав к себе ушибленную руку.

– Можно было потом не отдавать. Когда вы уже откололи! – жалобно сказала Рина.

– Я же не знала! Я думала, рогрика вам не удержать! Считала, что все потеряно! Да если бы я даже не отдала, это бы ничего не решило. Отколотая часть все равно рано или поздно попала бы к ведьмарям. Так уж действует закон раскола. Расколи, к примеру, магнит – и рано или поздно части сместятся и начнут отталкивать друг друга… Болото, конечно, в курсе. Думаю, вскоре ведьмари начнут получать псиос. Если уже не получают.

– И теперь вы… – Рина начала и осеклась. Она вдруг запоздало вспомнила фразу «закладка в последний раз подпустила меня к себе». Горькая, вскользь сказанная фраза всплыла в памяти сама собой.

– Да. ШНыр лишился не только Меркурия Сергеича. Я не смогу больше вернуться в ШНыр. Там в кабинете все осталось… Потом я скажу тебе, что принести. Вещи, одежду, некоторые личные бумаги. Но не сейчас… Я скажу, куда и когда.

Кавалерия хотела откачнуться от стены и идти, но силы изменили ей, и она осталась на месте.

– Как же мы без вас?! – с тоской спросила Рина.

– Придется! – сказала Кавалерия. – Такой уж момент наступил. Средние шныры в один момент стали старшими, а на плечи старших легла вся тяжесть ШНыра.

– Это нечестно! Вы же сделали это ради нас! Ради всех! – воскликнула Рина.

Кавалерия не то оскалилась, не то усмехнулась:

– Что ради всех? Расколола закладку?.. Нет, милая, это не так работает. Зло не искореняется злом. Американцы тоже, наверное, считали, что спасают мир, когда сбрасывали бомбу на Хиросиму. Уже уходя из Зеленого лабиринта, я чувствовала, что мне не вернуться. Точно ветер дул мне в спину и толкал меня в лопатки… Кавалерия уткнулась лбом в стену и несколько секунд стояла, бодая ее. – В общем, свершилось. Главная шныровская закладка расколота. Ведьмари получили свою часть. Да, наша часть по-прежнему больше. И сил в мир будет приходить немало. Лишь спустя столетия они начнут иссякать. Думаю, этой же осенью пчелы вылетят за новичками. Улей уцелел?

– Не знаю. Наверное, да, – кивнула Рина.

Рядом кто-то кашлянул. К ним шел Ул. Несмотря на холодную сырую ночь, он был почему-то по пояс голым. Мощный, точно из единого бревна вытесанный, он походил на тех могучих борцов, что сходились грудь в грудь перед троном Тамерлана. В руках у Ула, закутанное в его футболку, а поверх футболки еще и в шныровскую куртку, находилось что-то маленькое, красное, требовательно пищавшее. Ул держал его неловко, но очень старательно и крепко.

За Улом, точно охранник, маячил Горшеня. Кавалерия наконец отпустила стену. Стояла она теперь твердо.

– Как Яра? – спросила она.

Ул с трудом оторвался от ребенка, на которого безостановочно смотрел.

– Уже вызвали Лехура. Едет на «Скорой» и ругается. Но Яра вроде ничего, с ней сейчас Суповна. Велела мне катапультироваться и не мешать, – сказал он.

Кавалерия смотрела на красное сморщенное лицо ребенка:

– Мальчик или девочка?

– Что, похож, на девочку, да?! – воскликнул Ул с обидой. – Я на нем зеленкой напишу «не девочка!», если будут сомнения!

Рина покосилась на красный лысый комок, утопавший в майке и куртке. Комок этот в равной степени был похож и на мальчика, и на девочку, и на старушку – и на кого угодно. Все зависело от родительского воображения.

– Могучий какой мужик! – сказала Рина, чтобы доставить молодому папе удовольствие.

Ул серьезно кивнул, не ощутив иронии. Когда речь заходит об их детях, у самых остроумных отцов становится неважно с чувством юмора.

– Да, могучий! Чудо былиин! Надежда ШНыра! Жизнь продолжается! – произнес он с гордостью.

Конец