Вдохновение (когда «дух почиет на мне») — это крайне деликатная энергия, не подчиняющаяся временным рамкам или давлению человеческой воли. Роберт Грейвс так писал об этом: «Поэт не может оставаться поэтом, если чувствует, что должен постоянно принуждать свою музу быть к его услугам». Если поэт использует «затасканные фразы и остроумные словесные трюки», доступные интеллекту в любой момент, тогда муза «отказывает ему гораздо решительнее, чем даже косноязычному и неразумному» («Белая богиня»). Поэтому Уиттемор как поэт привык писать, только когда «пребывал в духе». Но Уиттемору как журналисту пришлось пройти школу иного рода. Ему пришлось писать по-другому, черпая энергию из другого источника.

Великие произведения искусства вдохновляют нас, что означает поднятие на мгновение завесы и открытие нам намека на неописуемое великолепие — жизнь и свет небесные. Произведения журналистов не претендуют на такой подъем и не ставят его своей целью. Журналистика стремится поддерживать уровень информированности людей, поддерживая их сознание на уровне последних достижений. Если люди хотят вдохновения или глубоких познаний, они обращаются к другим источникам. Мыслитель поэтически-художественного склада нуждается в укромном месте (башне из слоновой кости), чтобы открыться своей музе. Журналист же носится в гуще городской суматохи, выискивая, что нового и важного случилось за последнее время. Это и есть умение копировать мир таким, какой он есть. Что при этом важно, так это сохранять «потоковость» ситуации. Новый опыт Уиттемора в мире журналистики стал для него миром нового качества и новой энергии. Энергия 1–3 — это практичная, приземленная, разумная, сильная, полнокровная энергия, не отворачивающаяся от нелицеприятных фактов. Развивая эту энергию, человек, как следствие, становится сильнее. Он становится способным контактировать с великим множеством людей самым разумным образом. Он становится менее тонкокожим. Он крепчает.

С другими типами ситуация — в целях равновесия — может быть обратной. «Крепкоголовый» журналист может немало выиграть от тренировки чувствительности. Но в любом случае, чтобы по-настоящему открыться новому миру, вряд ли достаточно, в общем случае, легкой экскурсии по нему.

Упущенная возможность. После трех лет работы в «Новой республике» Уиттемору позвонил помощник известного обозревателя в «Нью-Йорк Таймс», который хотел получить от него статью, чтобы быть посвященным в «современное состояние поэзии за пару дней, на основе чего можно было бы сделать очерк». Уиттемора задел не только такой подход, но и то, что обозреватель не обратился к нему напрямую. А главное, обозреватель хотел получить статью о поэзии, не вникая в саму поэзию. Уиттемор сделал вывод: «Я постепенно понял, что не могу писать на эту тему, для этого у меня не хватало высокомерия» («Поэт в роли журналиста», с. 13).

Мы можем легко понять реакцию Уиттемора и его трудности. Поэзия — нечто близкое его сердцу. Быстренько прочитать статью о современном состоянии поэзии кажется чем-то поверхностным и легкомысленным. Газеты имеют право на свои поверхностные комментарии. Они лишь пытаются привлечь внимание читателя, быстро просматривающего предлагаемые материалы в поисках легко усваиваемого материала.

Мог ли Уиттемор в этом случае с большим пониманием отнестись к духу журналистики? И что он мог сделать в данной ситуации? Он мог бы отрекомендовать в статье нескольких своих любимых поэтов. Какая возможность привлечь внимание публики, например, к молодому талантливому, но малоизвестному поэту! Он мог бы помочь делу образования современной публики, которая в спешке многое упускает. Кроме того, Уиттемор мог установить контакт и наладить сотрудничество с одним из самых влиятельных газетчиков в стране с дальнейшим обменом услугами и информацией.

С другой стороны, обозреватель «Нью-Йорк Таймс» мог хотя бы пригласить Уиттемора на ланч. Поручение помощнику сделать звонок слишком сильно отдает заносчивостью, которая, увы, слишком часто приходит вместе с властью и престижем. Такова одна из психологических проблем 1-го Луча на личностном уровне.

Итоги. Рид Уиттемор вступил в мир журналистики, имея обширные познания и опыт в области литературы и образования. Если говорить на языке лучевых энергий, он перешел в мир преимущественно Первого и Третьего Лучей после долгой работы и развития в сфере Лучей Четвертого и Второго. Он был способен трудиться в «новом» мире, поскольку в работе литературного редактора пересекаются два мира — литературного английского языка и журналистики. Он обладал обширным знанием-энергий первого и был вынужден обретать знание-энергию второго (становиться ею). Уиттемор начал видеть плюсы и минусы обеих энергий при их действии в рамках этих дисциплин. В отличие от поэтов, которые смотрят на журналистов исключительно негативно (дескать, эти рабы общественного мнения не имеют своего ума), и в отличие от журналистов, которые считают поэтов бесполезными «певчими пташками», Уиттемор принял оба мира, обе энергии. Он достиг более целостной точки зрения. Новая, дополнительная энергия-мир сделала его в целом «более компетентным, более умелым в соответствии миру», то есть дала ему способность практически работать в мире формы, где доминируют Лучи 1–3–5–7. После «четырех интереснейших лет» в журналистике он превратился в более целостного, более понимающего человека. Мы допускаем, что четыре года, проведенные вне привычной ему сферы, были намного полезнее для него, чем те же четыре года в знакомой обстановке. Полезнее не только в смысле развития целостного восприятия мира, но и в плане прозрений и познания своей основной специальности. Парадоксально, но факт: понимание одной дисциплины может углубиться вследствие работы в другой, дополнительной области. Именно этот принцип открыл и распространял Бакминстер Фуллер. И именно этот принцип можно научно обосновать с помощью доктрины Лучей.

Бакминстер Фуллер, универсалист. Бакминстер Фуллер писал: «К настоящему времени я разбираюсь очень во многом, ибо еще с 1927 г. добровольно возложил на себя обязанность быть универсалистом, чтобы уравновесить распространяющуюся подобно пожару страсть к специализации. Я вполне уверен, что главная причина моих скромных успехов состоит в том, что я никогда не устраивал из своих дел соревнований» («Утопия или забвение», с. 207). Нам представляется, что существует тесная связь между «универсализмом» Фуллера и обсуждаемой нами темой целостности.

В начале Первой мировой войны Фуллер учился в Военно-морской академии в Аннаполисе. В то время морским офицерам вменялось «развивать способность к универсальности». Дело в том, что тогда важная и стратегическая информация не передавалась с помощью радио, которому еще не доверяли. Поэтому морской офицер обладал широкой самостоятельностью и был «высшим авторитетом на море». «Подготовка для выработки способностей к этому требовалась весьма обширная. Из курсантов готовили мастеров своего дела во многих отношениях» («Утопия или забвение», с. 207).

Перечисляя области, в которых им давали основательные познания, Фуллер писал: «Они должны были отлично знать мировую торговлю и многие отрасли техники. Им нужно было знать химию, физику, математику, логистику (снабжение), баллистику,