– Я вижу! Вижу! – закричал он. – Ты сама отказалась от смерти! Сама трусливо сбежала от судьбы! И искушаешь меня последовать за тобой?! Да обрушится на тебя гнев! Проклинаю тебя!

Камёлё вырвалась из его рук. Его крик мог услышать кто угодно – в ближайших кельях еще оставались опаздывающие. А где, собственно, зӱрёгал?! Она подняла глаза к окну: при помощи левитации, конечно, туда попасть легко, но применять настолько заметные психотронные действия – это все равно что позвонить зӱрёгалу по нетлогу, чтобы он за ней пришел. Коридор же был пуст. Камёлё выбежала и закрыла за собой дверь. Теперь нужно скрыться от всех взглядов.

Вдоль ряда келий она тихо бежала на следующий этаж. На пути встретилось несколько священников, но пока ее никто не разыскивал, а сама она находилась в состоянии глееваринской невидимости, потому ее просто никто не заметил. Ей нужно было попасть к подножию лестницы, ведущей в нижнюю башню, – там была стеклянная галерея, с которой можно было перелезть на карниз.

Пока тревогу никто не поднял. Священник после ее ухода, очевидно, погрузился в молитвы и раздумья, а такие материальные и мирские вещи, как погоня за чужаками, ему в голову даже не приходили. Может, ей удастся отсюда исчезнуть так, чтобы никто не заметил. И все же, где зӱрёгал?! Только это не давало ей покоя – что о нем ничего не известно. А вести поиски в протонации она не решалась.

В галерее было много окон, на одно из которых Камёлё легко забралась. Открыв его, она прыгнула на подоконник.

– Стой! – крикнул кто-то с другого конца коридора.

И побежал к ней.

«Теперь мы знаем, где зӱрёгал», – ухмыльнулась Камёлё мысленно. Она узнала его по голосу, но соблюдала осторожность, чтобы не повернуться к нему лицом. Техники невидимости ее, конечно, от глееварина не спрячут, но вполне могут его запутать. Даже настолько, чтобы он ее не узнал.

Камёлё схватилась за верхнюю часть окна, вылезла на стеклянную крышу галереи и встала на ноги. По раме пробежала на сланцевую крышу. Перескочила через нее и побежала к следующей башне. С помощью левитации она удерживала равновесие, однако следила за тем, чтобы использование глееваринских навыков было незаметным. Зӱрёгал не должен был узнать, что она тоже глеевари, – в таком случае проще было дать ему визитку со своим именем. На всей Ӧссе глееваринов было едва ли несколько сотен. Конечно, они получали разнообразные корреспондентские задания во Вселенной, но она сомневалась, что среди десятков тысяч ӧссеан, разбросанных по Солнечной системе, их наберется больше двадцати-тридцати. Если зӱрёгал о ней узнает, для него будет смехотворно легко идентифицировать ее.

Пока он только высовывался из окна, Камёлё удалось забраться на ближайшую верхушку крыши и исчезнуть за темной стеной башен. Она бежала дальше по периметру храма. Почувствовала порыв в мыслях. Зӱрёгал преследует ее – и вместо того, чтобы, как она, демонстрировать подтягивания и прочие сомнительные гимнастические приемы, он держится в воздухе чистой левитацией. Камёлё не стала ждать, пока он начнет ее искать в протонации, и оставила на его пути иллюзии. Тут же она почувствовала, как их пристально исследует его сознание. Он остановился на крыше и смотрел по сторонам. Но не мог ее найти.

Чтобы ее преследовать, он должен был решить, идти по периметру вправо или влево. Камёлё не ждала, пока он разрешит эту жестокую дилемму. Она подбежала к месту, где край храма близился к другому земному зданию. На его фасаде была пожарная лестница. Под прикрытием пятна в протонации Камёлё разбежалась, перепрыгнула несколько метров между зданиями, ухватилась за перекладину лестницы и немного затормозила падение левитацией. Если ты не подвержен головокружениям, этот метод вполне незаметен.

Особенно если следы можно скрыть за очередной иллюзией.

Она слезла к ближайшему аварийному выходу, открыла дверь и пробралась в здание. И оказалась в коридоре, где были двери офисов. «Рё Аккӱтликс, – думала она с недоумением. – Разве здешних работников не отвлекает крик боли из соседнего здания?» Но, судя по всему, здесь работали почти одни ӧссеане, каждый из которых иногда вставал из-за компьютера и в обеденный перерыв заходил в храм, чтобы вдохнуть немного крови и грибов. Камёлё проскользнула по коридору никем не замеченная. После стольких лет на Земле она умела скрываться и от камер видеонаблюдения. Долго не задерживаясь, она спустилась на лифте на первый этаж и через главный вход вышла на совершенно другую улицу.

Камёлё жила неподалеку в маленькой квартире на окраине ӧссенского района – две миниатюрных комнаты, но какое-никакое личное пространство. Легкими шагами она побежала и через несколько минут уже была на месте. Ей хотелось только переодеться и снова выйти. Если зӱрёгал будет ее искать и использовать при этом протонацию, безопаснее быть среди людей на открытом пространстве, чем оставаться дома и притягивать его внимание четкими мыслями в тишине и одиночестве.

Она молниеносно ополоснулась и надела коктейльное платье и туфли. На лицо нанесла блестки, чтобы совсем не походить на ту девушку в штанах, которая несколько минут назад бегала от зӱрёгала по крышам. Глееварин, конечно, узнаёт людей не по внешности, но нельзя пренебрегать основным правилом безопасности. Нельзя пренебрегать ничем. И в ближайшие дни ей придется потрудиться, чтобы оставаться незаметной.

Ей казалось, что та ужасная вещь, которую она уловила среди мыслей лардӧкавӧара в мимолетном мгновении слияния, звенит в ее голове как колокол.

Пинки ненавидела телефонные звонки. Ей претило вот так, без предупреждения, ворваться своим голосом и лицом на дисплее к кому-нибудь на работу или домой. Как вообще можно начинать с кем-то разговор, не зная, что на том конце провода происходит и какое царит настроение? Ее пугало, что она может потревожить в неподходящий момент: за обедом, во время встречи или полового акта, посреди прекрасного фильма или во время ссоры. Тот, кого она побеспокоит, будет злиться по праву. Она знала, что подобные опасения глупы и что она, скорее всего, единственная в целом Всемирном союзе, у кого такие проблемы с чужой приватностью, но это ничего не меняло. Для нее каждый звонок представлял собой полчаса мучительной подготовки, а затем, едва раздавался сигнал, наступало худшее – те несколько мгновений, пока человек на том конце не начнет говорить. Это было хуже, чем прыжок в неизвестность на новой плазменной трассе, карты которой у нее нет.

Прежде чем позвонить Лукасу, она собиралась с силами целое утро, и после всего этого он ответил лишь, что сейчас на встрече и даже не знает, до которого часа придется остаться на работе, «пока, всего хорошего». Скорее всего, он предполагал, что если Пинки хочет сказать что-то важное, то просто перезвонит вечером – но два звонка в один день были выше ее сил. Первоначальная уверенность – то есть встретиться с ним и сказать о том письме независимо от того, подходящее сейчас время или нет, – быстро ее покидала.