Воин, который до тех пор говорил, не сводя глаз с расстилавшегося перед ними пейзажа, откинул с лица спутанную прядь волос, переброшенную ветром. И тут он вдруг словно заметил что-то в чертах собеседника и на миг позабыл, что хотел сказать. Воин пристально смотрел на Акселя, склонив голову набок. Потом с коротким смешком отвёл взгляд:

— Простите, сэр. Припомнилось кое-что. Но вернёмся к делу. До прошлого вечера я об этом мальчике ничего не знал, но на меня произвело впечатление, как стойко он выносил все ужасы, которые оказались ему уготованы. Мои товарищи по вчерашней ночи, хоть и храбрились поначалу, но, стоило нам приблизиться к стоянке демонов, как затряслись от страха. Мальчик же, хоть и пробыл во власти демонов столько времени, держался с таким спокойствием, которому я могу только подивиться. Мне было бы очень горько думать, что его судьба решена бесповоротно. Поэтому я и начал искать выход, и, если бы вы с женой согласились мне помочь, всё могло бы отлично устроиться.

— Мы охотно сделаем, что в наших силах. Скажите, что вы предлагаете.

— Когда старейшины просили отвезти мальчика в отдалённую деревню, они, несомненно, имели в виду саксонскую деревню. Но в саксонской деревне мальчик никогда не будет в безопасности, потому что именно саксы разделяют предрассудок насчёт следа от укуса, который на нём остался. Однако, попади он к бриттам, которые не обращают внимания на подобный вздор, опасности никакой не будет, даже если его история пойдёт за ним по пятам. Он силён и, как я уже говорил, обладает завидным мужеством, пусть и неразговорчив. Такая пара рук тотчас же пригодится в любом селении. Итак, сэр, вы говорили, что держите путь на восток, в деревню, где живёт ваш сын. Осмелюсь предположить, что это как раз такая христианская деревня, какая нам нужна. Если вы с женой за него попросите и заручитесь поддержкой сына, это наверняка обеспечит благоприятный исход. Конечно, вполне возможно, что те же добрые люди приняли бы мальчика и от меня самого, но я буду для них чужестранцем, который вызовет страх и подозрения. И кроме того, поручение, которое привело меня в эти края, помешает мне заехать так далеко на восток.

— Значит, вы предлагаете, чтобы мальчика увели отсюда мы с женой?

— Да, сэр, таково моё предложение. Однако моё поручение позволит мне поехать, хотя бы вначале, той же дорогой. Вы сказали, что пойдёте по горной тропе. Я с радостью составлю вам с мальчиком компанию, по крайней мере, пока мы не перевалим через гору. Общество моё довольно скучное, но в горах всегда подстерегают опасности, и мой меч может сослужить вам службу. И лошадь может везти вашу поклажу, потому что, даже если у неё и болит копыто, пожаловаться она не сможет. Что скажете, сэр?

— Думаю, план отличный. Мы с женой расстроились, когда узнали о беде мальчика, и будем рады, если сможем её облегчить. Вы говорите мудро, сэр. Сейчас самое безопасное для него место — среди бриттов. Не сомневаюсь, что в деревне моего сына ему будут рады, потому что мой сын там — уважаемый человек, почти старейшина, разве что не по годам. Я знаю, что он заступится за мальчика и позаботится, чтобы ему оказали радушный приём.

— Я очень рад. Пойду расскажу мастеру Айвору про наш план и поищу способ потихоньку вывести мальчика из сарая. Вы с женой готовы двинуться в путь?

— Жена сейчас собирает провизию нам в дорогу.

— Тогда, пожалуйста, ждите у южных ворот. Я сейчас же вернусь с кобылой и Эдвином. Благодарен вам, сэр, что разделили со мной эту заботу. И рад, что на день-другой мы будем попутчиками.

Эдвин ещё никогда в жизни не видел свою деревню с такой высоты и такого расстояния, и это его потрясло. Она словно превратилась в предмет, который он мог взять в руку, и мальчик, примериваясь, посгибал пальцы над пейзажем, затянутым послеполуденной дымкой. Старуха, наблюдавшая за его восхождением с явным беспокойством, по-прежнему стояла у подножия дерева и кричала, чтобы он не лез выше. Но Эдвин не обращал на неё внимания, потому что разбирался в деревьях, как никто другой. Когда воин приказал ему продолжать наблюдение, он тщательно выбрал именно этот вяз, зная, что, вопреки хлипкому виду, в нём есть скрытая сила и что он примет его, как желанного гостя. Более того, с него открывался лучший вид на мост и на ведущую к нему горную дорогу, и мальчик мог чётко различить трёх солдат, разговаривавших со всадником. Последний уже спешился и, держа беспокойного коня под уздцы, яростно спорил с солдатами.

Эдвин разбирался в деревьях, да, и этот вяз был очень похож на Стеффу. «Пусть его унесут в лес и оставят там гнить — вот что ребята постарше всегда говорили про Стеффу. — Разве не так поступают со старыми калеками, которые не могут работать?»

Но Эдвин видел Стеффу таким, каким тот был на самом деле — почтенным воином, в душе по-прежнему крепким, превосходившим разумением даже старейшин. Стеффе, единственному из деревни, довелось побывать на поле битвы — на том поле и остались его ноги, — и именно поэтому Стеффа тоже смог распознать в Эдвине его суть. Находились мальчишки сильнее, которые развлекались, валяя Эдвина по земле и избивая его. Но душа воина жила именно в Эдвине, а не в ком-то из них.

— Я давно наблюдаю за тобой, мальчик, — однажды сказал ему старец Стеффа. — Под градом ударов глаза твои спокойны, словно запоминают каждый из них. Такие глаза я видал только у лучших воинов, сохранявших в пылу битвы холодный рассудок. Скоро настанет день, когда тебя станут бояться.

И вот это началось. Предсказанное Стеффой становилось явью.

Под порывами ветра, качавшими дерево, Эдвин ухватился за другую ветку и начал перебирать в памяти утренние события. Лицо тётки исказилось до неузнаваемости. Она визжала, выкрикивала ему проклятия, но старейшина Айвор помешал ей закончить, оттолкнув от двери амбара и одновременно заслонив её от Эдвина. Тётка всегда хорошо к нему относилась, но если теперь ей вздумалось его проклясть, Эдвину не было до этого дела. Не так давно она пыталась заставить Эдвина называть её матерью, но он ни разу её не послушался. Потому что знал, что его настоящая мать странствует. Его настоящая мать не стала бы так на него орать, и старейшине Айвору не пришлось бы оттаскивать её прочь. А утром в амбаре он услышал голос своей настоящей матери.

Старейшина Айвор толкнул Эдвина внутрь, в темноту, и дверь закрылась, заслонив перекошенное лицо тётки и все остальные лица. Поначалу телега казалась лишь чёрным силуэтом, маячившим в глубине амбара. Но постепенно он рассмотрел её очертания, а когда дотронулся, дерево оказалось на ощупь влажным и трухлявым. Снаружи снова послышались крики, а потом и громкие удары. Первые простучали вразнобой, а потом раздалось сразу несколько, и тут же деревянный треск, после чего в амбаре словно чуть посветлело.

Эдвин догадался, что стук был от камней, бьющих в шаткие стены, но выбросил это из головы, сосредоточившись на стоявшей перед ним телеге. Давно ли ею в последний раз пользовались? Почему она стоит так криво? Если она уже совсем негодная, зачем хранить её в амбаре?

Тогда-то Эдвин и услышал голос матери: вначале разобрать его было трудно, мешали стоявший снаружи гвалт и грохот камней, но постепенно он стал слышаться всё отчётливее.