если я больше никогда его не увижу? Из моего горла вырывается рыдание, и я подавляю его.

Иду в ванную, опираюсь руками на раковину и смотрю на себя в зеркало.

— Возьми себя в руки, Драммонд, — говорю я тем же тоном, каким мой отец всегда обращался ко мне, когда у меня случались истерики или эмоциональные срывы. — Поднимай свою задницу и делай дела.

Опускаю раковину, чувствуя себя немного лучше, и начинаю собираться, занимаясь обычной утренней рутиной, как и в любой другой школьный день. Когда открываю дверь своей спальни, то резко останавливаюсь, увидев тарелку с брауни. Я поднимаю ее.

Он сделал их. Сердце слегка трепещет от его усилий, но другая часть меня сомневается в том, что происходит. Зачем он это делает? Он действительно хочет меня? Может быть, он делает приятное, просто потому что знает, что должен. Теперь он мой законный опекун. У него нет выбора, поэтому он должен быть здесь.

Слышу, как из комнаты Элис доносится всхлип, и иду туда. Вхожу без стука и вижу, что она лежит в постели. Она выглядит так, будто плакала всю ночь. Я ставлю тарелку с брауни на прикроватную тумбочку и забираюсь в постель. Обнимаю Элис и позволяю ей плакать. Я мало что могу сказать, чего еще не было сказано. Знаю, что ей нужно хорошенько поплакать. Она почувствует себя лучше, и я хочу, чтобы она знала, что я здесь. Я буду лежать здесь вечно, если ей от этого станет легче. Элис в своей жизни уже потеряла достаточно людей. Майору лучше тащить свою задницу обратно.

— Спасибо, — шепчет она.

— Я люблю тебя, — говорю я ей, и она отвечает мне тем же. Сползаю с кровати, хватаю коробку с салфетками и несу их обратно на кровать. Она садится и берет несколько штук из коробки.

— Он вернется, — повторяю я ей то же самое, что и вчера вечером.

Она кивает, но я вижу на ее лице сомнение.

— Что это? — спрашивает она, глядя на брауни странной формы.

— Их сделал Илай. — Я протягиваю ей тарелку. — Хочешь одно?

Она секунду раздумывает, прежде чем взять одно из пирожных и откусить от него. Она едва успевает проглотить несколько кусочков и слетает с кровати, направляясь прямиком в ванную. Я слышу, как ее рвет.

— Господи, неужели они настолько ужасны? — я беру одно и кусаю. Они не очень хороши, но и не вызывают рвоты. Я слышу, как открывается кран, и через мгновение выходит Элис.

— Кажется, я все еще больна, — бормочет она, падая обратно на кровать.

— Что сказал доктор? — спрашиваю я, вспоминая, что мы не поговорили об этом прошлым вечером.

— Это пройдет.

Я кладу руку ей на лоб, чтобы проверить температуру, но она в порядке.

— Я собираюсь в школу, но, может быть…

— Нет, пожалуйста, иди. Я собираюсь вернуться ко сну. Попытаюсь выспаться.

— Ты уверена? — спрашиваю я. Мне не нравится идея оставить мою плачущую и блюющую лучшую подругу одну.

— Уверена, я могу написать или позвонить тебе, если ты мне понадобишься.

Я пристально смотрю на нее. Элис не очень любит просить о помощи. Она не любит быть помехой — это то, что укоренили в ней ее дерьмовые родители.

— Обещаю, — говорит она, заставляя меня чувствовать себя немного лучше.

— Ладно. Могу я сделать для тебя что-то, прежде чем уйду?

— Закрой шторы. — Я делаю, как она просит, затем выхожу из ее комнаты и закрываю дверь. Иду на кухню и останавливаюсь, когда вижу, что Илай готовит завтрак. Я скучала по этому зрелищу.

— Доброе утро, Солнце, — говорит он, подавая тарелку с рогаликом и клубникой на мое место за барной стойкой.

Ставлю тарелку с брауни и сажусь на свое место, не зная, что сказать. Вместо того, чтобы попытаться прояснить ситуацию, я тихо бормочу слова благодарности. Не хочу слышать то, что он может сказать. Поэтому решаю поесть как можно быстрее и уйти.

Я чувствую, как он смотрит на меня все время, пока ем. Когда я заканчиваю, он берет тарелку, стоящую передо мной, прежде чем я успеваю схватить ее, чтобы отнести в раковину.

— Я отвезу тебя в школу, — говорит он, лишая меня возможности быстро попрощаться.

— Нет, я в порядке.

— Мэгги, я отвезу тебя. — На этот раз он говорит с большей силой, и я стискиваю зубы.

Я злюсь, что он называет меня Мэгги, потому что от этого его слова звучат как приказ. И это он и есть. Технически, он мой опекун, и я должна делать то, что он говорит.

— Отлично. — Я поворачиваюсь и хватаю свой рюкзак. Выйдя на улицу, достаю свой телефон и ищу номер Сэма.

— Привет, — говорит Сэм, когда звонок соединяется. Он всегда такой бодрый по утрам.

— Привет, — отвечаю я в ответ.

— Что случилось? — Черт, я думала, что лучше скрываю все. Я рассказываю ему о том, что произошло, стоя рядом с грузовиком Илая. Ну, вкратце рассказываю ему про моего отца.

— Боже, Мэгги. Мне так жаль. Уверен, с ним все в порядке, — пытается он успокоить меня.

Я смотрю, как Илай выходит из дома и направляется к своему грузовику. Он сменил свои спортивные шорты и футболку на брюки и рубашку с закатанными рукавами, застегнутую на все пуговицы. Боже, ну почему он должен выглядеть таким сексуальным? Замечаю, что он больше не хромает. Я слышу, как он разблокирует замок грузовика, поэтому отвожу от него взгляд и забираюсь внутрь.

— Я знаю, — соглашаюсь я.

— Я могу что-нибудь сделать? — спрашивает он.

— Ты не проведаешь сегодня Элис? Она не очень хорошо себя чувствует и…

— Конечно, — быстро соглашается он. — Я заеду между занятиями. В середине дня у меня есть три часа перерыва.

Илай забирается в грузовик и заводит его.

— Ты просто спаситель, Сэм. Спасибо. Это очень много значит.

— Для тебя — все, что угодно, Мэгги.

Илай смотрит на меня, сжимая руками руль. Клянусь, я вижу ревность, горящую в его зеленых глазах. Я прощаюсь с Сэмом и вешаю трубку, после чего убираю телефон обратно в сумку.

— Я знаю, что твой отец разрешает тебе ходить на свидания, но ты не будешь этого делать, пока я имею право голоса.

— Что? — рявкаю я, разозлившись. Я ни с кем не встречаюсь, но его наглость просто смешна. Он тут всего пять минут, а уже ведет себя как полный придурок. — Знаешь, что? Да пофиг.

Я вскидываю руки вверх. Илай наклоняется ко мне, и у меня перехватывает дыхание, когда задаюсь вопросом, что он делает. Но звук щелчка моего ремня безопасности подавляет