Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из церковной лавки, где пробовали чай и пирожки, быстро спустился парень в зеленой толстовке и, держа стаканчики с чаем, поспешил у девушке.
— На вот, держи.
— Спасибо, Вить.
Девушка сделала глоток и повела плечами.
— И угораздило же вписаться в это. Впрочем, я рада.
— Да ладно — такой репортаж можно снять!
Чутье не обманывает никогда. Эти двое — журналисты, причем снимают не для федеральных каналов — давно подались на ютуб, где приманивают аудиторию перчеными фактами. Сейчас на повестке дня — разоблачение. Эти двое уверены, что настоятель сам организовал похищение с целью создать инфоповод. Тем более, что свидетель — единственный на данный момент, ученик семинарии, правда, ребята не знали кто, но узнать не проблема, когда хочешь.
— Неприятно здесь, — поежилась девушка.
— Да лан, Лар, боишься, что Боженька накажет? — усмехнулся Виктор.
— Иди в жопу — просто холодно, и тут по-уродски. Домой хочется.
Лариса зябко повела плечами и продолжила пить свой чай.
— Потрись тут днем. Может чего узнаешь.
— А ты?
— Сменю под вечер.
Мимо болтающих прошла шаркая какая-то церковная бабка, зыркнула на них и пошла дальше, картинно вздыхая. Тут было таких много. И нужно было постараться подмазаться хоть к одной.
— И вот — поищу даму сердца, — хохотнул Виктор, кивнув в сторону бабки.
Лариса на это и сама картинно закатила глаза. День обещал быть просто прекрасным. В кавычках, естественно.
***
Этот день стал абсолютно роковым для всех — для прихожан, для семинаристов и, в первую очередь, для отца Сергия. Факт ограбления не вызывал у него праведный гнев, нет. Скорее — глубокую боль и задумчивую печаль. Священник стоял у алтаря, и глядел на пустующие места, где раньше были иконы, устало хмурясь. Должно быть, ограбление организовали частные коллекционеры — батюшка сразу подумал об этом. К сожалению, в мире было слишком много людей, для которых вера не значила ничего, но деньги — все.
Отец Сергий сейчас не думал о том, чем заменить украденное. Он бы даже помолился за души тех грешников, что совершили этот страшный поступок, но его отвлек звук тихих шагов позади. Полиция к наступлению вечера уже уехала, а храм был пока закрыт для посещений, поэтому то мог быть лишь кто-то свой.
— А, Филипп, дитя, — усталая улыбка, морщинки собираются в уголках глаз. — Проходи.
Суета очень действовала на нервы. И не только потому, что их с Марией могли увидеть сторонние лица. Вероломное ограбление пробудило в душе Филиппа какую-то странную тоску и боль. Будто бы оно лишило его всего того, к чему он привык, всего того, что согревало его душу. Возможно, то тоже была кара Господа за то, что он совершил такой страшный грех? Скорее всего, так и было. Скорее всего, он был виноват во всем более чем — хуже всех прочих. Хуже всех остальных.
Тоска сжирала Филиппа. До такой степени, что у него сжимало сердце. Было больно и страшно. Потому что на свете ничего не было страшнее пустоты и мыслей о грядущем искушении. Панфилов так боялся сорваться в пучину отчаяния, снова сойти с ума, что готов был на многое, лишь бы ничего не ощущать. Вообще никогда на свете. Никогда на этом свете.
Он поднял голову и уставился на лик спасителя, что смотрел на него во все глаза. Темные очи сочились печалью и пониманием. Может быть, Спаситель тоже думал над тем, что так заботило Панфилова? Почему бы и нет?
— Батюшка, — кивнул Филипп отцу Сергию, когда подошел ближе к алтарю и увидел мужчину, — Что же это такое происходит… У меня в голове не укладывается.
В уголках глаз защипало.
— Бывают разные люди, сын мой, — отец Сергий понимающе и даже ободряюще положил руку Панфилову на плечо. — Кто-то дальше от Господа, кто-то ближе. Потому я и считал всегда, что тебе следует стать приходским священником. Ты очень талантливый юноша, и такие люди нам нужны. Чтобы помогать детям Господним.
Мужчина совершенно не лукавил душой — он всегда считал, что самый талантливый из его воспитанников не должен уходить в монахи, как того хотел. Нечто подсказывало отцу Сергию, что парень ещё не нашел свое верное предназначение, но вскоре Бог укажет ему путь. Возможно, уже указывает, ибо..
— Что-то ещё гнетет душу твою? — проницательно поинтересовался священник.
Филиппу не нравились эти увещевания батюшки. Он-то видел себя не обычным приходским священником, но как ему это объяснить? Поэтому Панфилов лишь мягко опустив голову, промолчал. Ему не хотелось споров на эту тему сейчас. Да и вообще когда-либо ещё. Просто не хотелось и все.
Поэтому Филипп сосредоточился на другом вопросе — постарался как можно спокойнее обдумать то, что заинтересовало отца Сергия.
— Я не знаю, — честно признался Панфилов, кривя душой. — Мне кажется, что моя жизнь ломается, как лед на реке. И ничего уже не получится так, как я того хотел бы. Мало прилагаю сил. И мало талантлив. Боюсь, что Господь не любит меня.
— Господь любит все свои творения, дитя, — мягко наставлял отец Сергий. — Именно те смятения, которым ты поддаешься, идут от лукавого, а то, что заставляет твое бытие становиться светлее, и есть твой путь. Подумай об этом.
***
— Давай, Мария, хватит тут сидеть на жопе! — Оля, короткостриженная блондинка, скакала вокруг подруги. — Ты небось целыми днями свои чудесные штанишки просиживаешь в этом кошмарном номере. Угадала?
Сербская хмуро глянула на явившуюся без предупреждения девушку, продолжая сидеть на кровати со сложенными на груди руками.
— А ты тащилась на метро и автобусе, чтобы сходить в сельский клуб?
— Когда ещё будет такая возможность? — рассмеялась Оля. — Только не говори, что сама в монашки подалась со своим попом! Ты же сидишь тут взаперти, как принцесса в башне, ожидая, когда он перестанет иконы целовать.
В чем-то подруга была права — Мария, и правда, света белого не видела, тем не менее, она все же возразила:
— Не правда, я иногда хожу в их сад.
— Звучит потрясающе.
Оля отзеркалила ее позу, глядя на Марию с явным испытующим сомнением. Она знала, что рано или поздно Сербская сломается. Любительница искать приключения на свою пятую точку.
— О Боже, ладно! — и сдалась она довольно быстро. — Один вечер.
Оля захлопала в ладоши.
***
Местный клуб имел название «Эдем». Едва завидев табличку, Сербская не удержалась от саркастичного:
— Серьезно?
— Да ты смотри, как звезды сошлись! — а Оля все хохотала