Соблазн предположить, что сегодняшнее покушение, как и то, когда ему порезали плечо, имеет отношение к этим орнаментам, был изрядный, но, поразмыслив, отец Василий признал, что нападение на него в нижнем храме, вероятнее всего, обычная случайность. Просто он помешал злодею исполнить свой план, а тот не хотел, чтобы его поймали за этим делом. Да и сегодняшняя погоня, скорее всего, просто совпала по времени с устроенным в храме вандализмом.

Он с трудом дождался утра и позвонил в патриархию. Отец Михаил оказался на месте и, внимательно выслушав коллегу, порекомендовал сделать фотоснимки нижнего храма и переслать ему. Однако выехать на место происшествия лично отказался.

– Вряд ли я смогу вам помочь в этом деле, ваше благословение, – мягко отвел он просьбу отца Василия. – Я никогда не сталкивался ни с чем подобным и просто не знаю, что это… Но вы можете обратиться в службу безопасности; подождите, я вам дам телефон.

Отец Василий аккуратно записал телефон церковной службы безопасности, но звонить не стал. Он понимал, что уж если отец Михаил не счел этот случай достойным внимания, там тем более не сочтут…

К девяти утра приехали менты, и отец Василий не выдержал и отвел их таки в нижний храм. Они тщательно осмотрели странные знаки, сделали несколько снимков, почесали в затылке, записали показания священника, забрали «рафик» и, пообещав держать отца Василия в курсе, исчезли.

А к десяти ему позвонил злой и беспощадный в своих оценках Костя и сказал священнику все, что думает по поводу его глупого, насквозь мальчишеского бегства из больницы. И лишь к обеду, за десять минут до начала врезки областного ТВ, священник вспомнил, что сегодня старый Новый год, а значит, по телевизору должны транслировать вчерашнюю запись. Он пощелкал пультом и сразу же увидел на экране себя. -…вы же понимаете, что православие и патриотизм связаны давно и прочно, – с гнусной, насквозь фальшивой интонацией говорил его телевизионный двойник. «Неужели я так выгляжу? – ужаснулся священник. – Господи, кошмар какой!»

Ведущая задавала наводящие вопросы; он, как мог, отвечал, но выглядело все это настолько натужно и неестественно, что было больно смотреть. «А сейчас я еще и про сектантов начну трепаться!» – с содроганием подумал он, но ничего не произошло: сразу после разговора о патриотизме пошел фрагмент из самого конца, а затем ведущая поблагодарила гостя студии и призвала телезрителей не пропустить следующую передачу. Пошла заставка, и отец Василий откинулся на подушки. «Слава тебе, господи! – подумал он. – Хоть у них ума хватило вырезать этот ужас!» И в этот самый миг на экране появился улыбающийся костолицый. Что-то о роли музыкального воспитания подрастающего поколения сказал за кадром диктор, что-то об искренности детского возраста – сам костолицый, но священник чувствовал: не они главные герои действа, и уже в следующий момент увидел детский хор. Одетые в снежно-белые костюмчики усть-кудеярские мальчики и девочки старательно всматривались в своего художественного руководителя и, едва он взмахнул руками, запели…

Они пели про землю и небо, про чаек и про далекие страны, и отец Василий все острее понимал, что проигрывает – глухо и безнадежно. Потому что руководил хором именно костолицый. И потому что ему удалось то, что и близко не удавалось православной церкви в Усть-Кудеяре – вплотную подойти и прикоснуться к невинным детским душам.

Отец Василий закрыл лицо руками. То, как смотрелись после его деревянного выступления о патриотизме и православии эти ангелочки, резко отбрасывало его назад. Американцы снова пустили в дело свою бесподобную способность из всего делать шоу и снова выиграли.

* * *

Отец Василий провалялся в постели три дня. Его морозило, а по ночам снились то голые тетки, то огромные освежеванные коровьи туши. Ольга уже устала уговаривать его лечь в больницу, и даже прибывшие отчитаться менты смотрели на красного от температуры священника с недоумением. Кстати, они и рассказали, что «рафик» уже лет шесть как списан с одного из областных предприятий и по документам давно должен догнивать где-нибудь на «Вторчермете». Ничего определенного не смогли они сказать и о «БМВ», тем более что номеров священник не запомнил. Так что никаких следов и почти никаких рабочих версий у милиции не было. И естественно, что по поводу таинственных знаков, изображенных на полу нижнего храма, милиция вообще ничего сказать не могла.

– Вы же понимаете, – пожимал плечами капитан. – У нас и специалистов таких нет.

– Вы секту проверяли? – интересовался священник. – Этих, «Детей Духа»…

– А что секта? У них все нормально. Может быть, у вас недоброжелатели какие есть? Вы никого на деньги не обижали? – поспешно переводили тему разговора в другое русло менты, и священник обреченно вздыхал: эти ребята звезд с неба не хватали, а главное, были глубоко повязаны служебными интересами главы райадминистрации…

* * *

Уже на следующий день отец Василий вышел на службу. Он видел, что посещаемость храма упала ниже некуда; теперь это был состоявшийся неопровержимый факт. Соответственно, снизились и сборы, и с такими сборами о том, чтобы восстановить свой сгоревший дом, нечего было и думать.

День шел за днем, и заморские миссионеры все более и более укрепляли свое положение. Они действительно организовали несколько новых фирм и действительно стали давать местным мужикам рабочие места. А уж платили столько, сколько устькудеярцы не видели с советских времен. Трудно было сказать, правда ли это, но некоторые утверждали, что получают по сто баксов – неслыханная, невероятная для заштатного, полудохлого райцентра сумма!

Понятно, что новообращенным везде был зеленый свет. Адептов быстро и охотно продвигали по служебной линии, давали изрядные скидки на товары и обещали всем желающим в течение шести-восьми месяцев – это зависело уже от посольства – обеспечить рабочие визы в Канаду, Аргентину и – для ограниченного числа претендентов – в США.

Разумеется, у отца Василия и других наиболее разумных горожан были подозрения, что это, по сути, «пирамида» и что сектантские блага дойдут не до всех, но все это делалось с таким размахом и такой подкупающей щедростью и внутренней убежденностью, что на этом фоне сомневающиеся выглядели жалкими и трусливыми консерваторами.

* * *

Праздник Крещения господня начался ясным, солнечным рассветом. Природа притихла, словно почуяв сошествие господне, и даже пощипывание легкого морозца казалось ласковым и умудренным, как прикосновение его руки.

Уже вчера, в крещенский сочельник, прихожане порадовали священника, валом повалив на Великое водоосвящение, чтобы унести с собой сумки и сетки, битком набитые пластиковыми бутылками с освященной водой. Люди шли в храм и на всенощное бдение, шли и сейчас, на утреню, а тем временем на Волге мужики уже освежали загодя приготовленную чуть выше причала прорубь. Не пройдет и двух часов, как, следуя примеру Иисуса, в речные воды погрузятся желающие получить крещение в один с господом день.

Вот интересно, ни разу – ни в семинарии, ни здесь, в Усть-Кудеяре, – не было случая, чтобы крещенный в этот день простудился. Конечно же, отец Василий знал, что господь защищает всех, последовавших за ним, и все равно каждый раз не переставал дивиться этому чуду – не заболевал никто: ни мужчины, ни женщины, ни подростки, ни даже дети…