— Эти ребята выглядят как иностранные студенты какого-нибудь университета в Нью-Йорке.

Самый большой сюрприз — это обнаружение у мертвых бойцов сирийских паспортов. Ни один из них не является иракцем. Двадцатитрехлетний сержант Роберт Джейкобс — руководитель группы во взводе «Маллигана» — одним из первых замечает пятого вражеского бойца, который ранен, но все еще жив, и, приподняв голову, наблюдает за американцами.

Джейкобс опускается рядом с ним на колени и прощупывает его на предмет наличия оружия. Мужчина воет от боли. У него пулевое ранение в правую руку, а из правой ноги вырван кусок мяса размером в два-три сантиметра. Он имеет сирийский паспорт. Ему двадцать два, а в графе «адрес в Ираке» у него указана гостиница в Багдаде — по местным меркам, один из лучших отелей, где останавливаются иностранные журналисты и европейские сотрудники гуманитарных миссий. В кармане рубашки у него американские деньги, пачка обезболивающих по рецепту и въездная виза в Ирак с датой въезда. Он приехал всего неделю назад. В разделе иммиграционной анкеты, где указывается цель поездки в Ирак, у него от руки написано «Джихад».

Новости об иностранной принадлежности вражеских бойцов будоражат морпехов.

— Мы только что сражались с настоящими террористами, — поражается Уильямсон.

После почти двух недель в полном неведении относительно того, кто в них стреляет, морпехи наконец-то могут взглянуть врагу в лицо. Офицеры разведки из дивизии морской пехоты позже прикидывают, что около пятидесяти-семидесяти пяти процентов всех вражеских боевиков в центральном Ираке были иностранцами. В основном, это — молодые палестинские мужчины с сирийскими или египетскими паспортами.

— Саддам предложил этим мужчинам землю, деньги и жен в обмен на то, что они приедут сюда и будут за него сражаться, — уточняет офицер разведки.

Оказывается, война за будущее этой страны преимущественно ведется между двумя армиями вторженцев.

Незадолго до полуночи, батальон достигает окраин города «N». Город «N» — самый крупный город в северо-центральном Ираке, и расположен в двухстах километров севернее города «R». Что еще важнее, это — штаб-квартира дивизии Республиканской гвардии. Но предполагаемая решающая схватка в городе «N» так и не происходит.

Вскоре после достижения городских окраин, батальон получает приказ направиться в Багдад. Захват города «N» никогда и не был истинной целью.

Вся эта кампания была уловкой — обходным маневром, задуманным для того, чтобы убедить иракское правительство, что основное вторжение США осуществляется через центральный Ирак. Стратегия была успешной. Иракцы оставили ключевую дивизию и другие силы в городе «N» и окрестностях, для того чтобы препятствовать вторжению морской пехоты, которого так и не произошло. Учитывая, сколько иракских сил было здесь сконцентрировано, Багдад оказался относительно не готовым к отражению предстоящего нападения объединенных сил Армии и морской пехоты.

Гэ-эм, командующий первой дивизией морской пехоты — ключевой архитектор этого обманного маневра, хвастается мне:

— Иракцы думали, что мы пойдем напрямую через город «N» — что «тупые морпехи» будут пробиваться в Багдад напролом через самую опасную территорию.

И хотя план блестяще сработал, Гэ-эм добавляет с присущей ему скромностью:

— Не такой уж я талантливый генерал. Просто сумел дать отпор другим генералам, которые ни черта в этом не понимают.

Два дня уходит на то, чтобы достичь предместий Багдада. Наспех сооруженные нефтяные трубопроводы тянутся зигзагом вдоль ведущего в город шоссе. Они были построены Саддамом, чтобы залить в прилегающие траншеи нефть и поджечь ее. Теперь повсюду висит дым. Саддам задумывал эти пылающие нефтяные траншеи как некое подобие оборонительных сооружений, но они всего лишь вносят дополнительный вклад в общее загрязнение окружающей среды и отчаяние.

У некоторых канав валяются разбухшие в двойном объеме мертвые коровы. Над взорванными зданиями клубится дым. Вдалеке грохочет артиллерия. Каждые несколько километров можно видеть разбросанные небольшими кучками человеческие тела. Это обычное жуткое зрелище страны, где идет война.

На подъезде к последнему лагерю морской пехоты у самого Багдада, машина Хеллера резко виляет в сторону, чтобы не наехать на человеческую голову, которая валяется на дороге.

Когда машина поворачивает, он выглядывает из окна и видит, как собака грызет тело человека:

— Что может быть отвратнее этого?

Как бы там ни было, ещё живой Эдвардс реагирует совсем иначе. Чуть поодаль от шоссе, поблескивая словно какое-то религиозное сооружение, стоит современное стеклянное здание с яркими пластиковыми вывесками спереди. Это иракский вариант 7‑Eleven. Разоренное и разбитое, это здание вселяет в водителя нового Хамви надежду:

— Черт! Здесь видно даже какие-то признаки цивилизации.

Разведбатальон останавливается в поле с высокой травой рядом с взорванными промышленными зданиями.

Багдад еще слишком далеко, чтобы разглядеть, что там происходит, но достаточно близко, чтобы слышать круглосуточное громыхание артиллерии и взрывов американских бомб. Бомбежка бухает словно монотонный ритм стереосистемы с усилителем басов в припаркованном под окнами автомобиле.

В первый же вечер под Багдадом подсаживаюсь к идиоту «Маллигану». В «Ноль-Два», когда «Маллиган» еще носил усы, он был как две капли воды похож на одного австралийского художника. Сейчас он производит впечатление одного из самых вдумчивых и красноречивых людей в батальоне, и я начинаю гадать, не обманываются ли на его счет рядовые бойцы. Он очень приятен в общении, но ему свойственна какая-то рассеянная напряженность, одновременно харизматическая и изматывающая. Он смотрит на вас в упор немигающим взглядом, и при этом кажется, что зрачки его слегка вибрируют. Он подкрепляет категоричное и неожиданное политическое наблюдение — «в этой части света было бы куда лучше без нас» — ницшеанским размышлением о смертоносной природе битвы. «Мы можем погибнуть прямо сейчас, в любой момент, — наклоняясь вперед. — Из-за этого легко потерять рассудок. Рассудок отступает перед страхом смерти». И добавляет: «Но сохранять спокойствие и оставаться там, где тебя ожидает верная смерть — это еще и признак безумия. Чтобы выжить в бою, нужно сойти с ума».

Когда заговариваю с ним о том, что люди жалуются на него — на его склонность время от времени втравливать их в ребяческую, но опасную «охоту за сокровищами» — иракскими военными сувенирами, он начинает подробно описывать относительные достоинства иракского и американского оружия, открыто признавая, что брал иракские АК. Он даже хвастается тем, что однажды убил из этого оружия одного вражеского бойца.

— Это хорошее оружие ближнего поражения, подходящее для ведения стрельбы из машины, — и с этим утверждением поспоришь.