Одному Богу известно, как все эти дни затекала ее спина, и было чувство, что в глаза насыпали песка. Но она не ощущала усталости, борясь за жизнь Бутча. Черт, она даже не замечала течения времени, и всегда удивлялась, когда медсестра приносила еду или приходил Хэйверс. Или приезжал Вишес.

Пока, она не была больна. Ну, она почувствовала себя плохо перед тем, как Вишес лечил ее в первый раз. Но с тех пор, как он начал делать это своей рукой, все было в порядке.

Марисса взглянула на больничную койку. Ей все еще было интересно, почему Вишес позвал ее. Безусловно, от руки Воина было больше пользы, чем от нее.

Машина тихо запищала, и вентилятор выпустил струи воздуха в потолок, глаза Мариссы прошлись по телу Бутча. Ее лицо вспыхнуло, когда она подумала, о том, что было под одеялом.

Теперь она знала каждый дюйм его тела.

Его кожа гладко обтягивала мускулы, на пояснице была маленькая черная татуировка — ряд линий, сгруппированных по четыре, зачеркнутых косой чертой, образующей угол. Двадцать пять линий, если она посчитала правильно, некоторые из которых были размытыми, будто их сделали много лет назад. Хотелось бы ей знать, что означала, эта татуировка.

Наличие темных волос на его груди был для Мариссы сюрпризом, поскольку она не знала, что люди, в отличие от ее расы, были волосатыми. Волос на его груди было немного, полоска сужалась вниз, становясь совсем тонкой ниже пупка.

А потом… Ей стало стыдно за себя, но она рассматривала его мужское достоинство. Волосы, там, где сходились его ноги, были темными и очень плотным, и среди них лежал толстый кожаный стержень, шириной с ее запястье. А ниже располагался тяжелый, мощный мешочек.

Он был первым мужчиной в ее жизни, которого она видела голым, а обнаженные произведения искусств не имели ничего общего с реальностью. Он был прекрасно сложен. Просто восхитительно.

Она откинула голову назад и посмотрела в потолок. Как это было ужасно, что она вот так вторглась в его частную жизнь. И насколько плохо было то, что ее тело возбужденно дрожало от этих воспоминаний?

Боже, сколько еще пройдет времени, прежде чем она сможет выбраться отсюда?

Ее пальцы рассеянно пробежали по тонкой ткани ее платья, она наклонила голову, чтобы посмотреть на ниспадающий бледно-голубой шифон. Прекрасное творение, от Нарцизо Родригеса, должно было быть очень удобным, но корсет, который она всегда носила, на самом деле доставлял ей адские мучения. Все сводилось к тому, что ей очень хотелось выглядеть красивой для Бутча, хотя ему было наплевать, и он не мог видеть ее из-за болезни. Она просто больше не нравилась ему. Он больше не хотел, чтобы она была рядом.

Но она, все равно, продолжит красиво одеваться, когда ей принесут свежую одежду.

Жаль, только, что все, что она здесь носила, здесь же, в топке, и заканчивало свою жизнь. Какое безобразие, что приходится сжигать все эти платья.

Этот бледноволосый хрен вернулся, подумал Вэн Дин, посмотрев через проволочное ограждение.

Третью неделю подряд парень приходил на подпольные бои. В противоположность болеющей толпе вокруг ринга, он стоял в стороне, как неоновая вывеска, хотя Вэн не понимал, почему.

Когда ему в бок прилетело колено, он сосредоточился на том, что делал. Замахнувшись кулаком, он выбросил руку вперед, встречая ею лицо противника. Из носа парня вырвалась кровь, приземляясь на мат, прямо перед падением самого тела.

Вэн встал в позу, затем посмотрел на противника, капли его пота стекали на брюхо лежачего. На ринге не было рефери, чтобы остановить Вэна от новых ударов. Никаких правил, запрещающих колотить эту тушу по почкам до тех пор, пока парню не понадобиться диализ на всю оставшуюся жизнь. Еще одна попытка встать с его стороны, и Вэн развяжет себе руки.

Принести смерть голыми руками — вот чего хотела какая-то особая его часть, вот чего она жаждала. Вэн всегда отличался не только от своих противников, но от всех, с кем когда-либо встречался: сердцевина его души была не просто от бойца, но от римского Воина. Он бы хотел жить во времени, когда противника можно было выпотрошить, если он падал перед тобой…. А потом ты мог найти его дом, изнасиловать его жену и убить его детей. И разграбив его шмотье, ты мог сжечь оставшееся дотла.

Но он жил в современном мире. И в последнее время прибавилась еще одна проблема. Тело, содержащее эту особенную сущность, начало стареть. Его просто убивало плечо и колени, хотя он был уверен, что никто об этом не знал, на ринге или за его пределами.

Вытянув свою руку, он услышал щелчок и поморщился. А тем временем толпа вокруг ревела, сотрясая десятифутовую ограду из цепей. Боже, фанаты любили его. Звали его по имени. Хотели видеть его чаще.

Однако, его особенной сущности было наплевать.

Посреди этой мелкой шушеры, он встретил взгляд бледноволосого мужчины. Черт, эти глаза были ненормальны. Пусты. Без единого намека на жизнь. И парень не радовался вместе с остальными.

А черт с ним.

Вэн толкнул противника босой ногой. Парень застонал, но глаз не открыл. Игра окончена.

Около пятидесяти мужчин вокруг ринга зашлись одобрительным криком.

Вэн прошел к краю ограды и перебросил свое двухсот фунтовое тело через него. Он приземлился, и толпа взревела еще сильнее, но расступилась с его дороги. Какой-то парень на прошлой неделе попался на его пути — в итоге бедняга выплевывал зуб.

«Ареной», какой бы она не была, приходилась заброшенная подземная автостоянка, хозяин которой устраивал бои. Дело было темное по определению, а Вэн и его противники, были не более чем, человеческие аналоги бойцовских петухов. Однако, платили хорошо, к тому же не случалось полицейских облав — хотя это всегда было проблемой. Значки центрального отделения вообще не касались крови и ставок, и потому это был клуб с закрытым членством. Вы стучите — от вас избавляются. Буквально. У владельца было шестеро головорезов, держащих все под контролем.

Вэн прошел к счетоводу, забрал свои пять сотен и куртку, а потом направился к грузовику. Футболка от Хэйнс была вся в крови, но его это не волновало. Что его беспокоило — так это ноющие суставы. И левое плечо.

Черт. Казалось, что каждую неделю обслуживание своей особенной сущности стоило ему все больше и больше. Опять же, он только начинал здесь. А тридцать девять — уже старческий возраст для боев.

— Почему ты остановился?

Подойдя к грузовику, Вэн посмотрел через лобовое стекло на стороне водителя. Он не удивился тому, что бледноволосый последовал за ним.

— Я не болтаю с фанатами, старина.

— Я не фанат.

Их взгляды пересеклись сквозь плоскую поверхность стекла.

— Тогда зачем ходишь на все мои бои?

— Потому, что у меня для тебя предложение.