Впервые Элайсон заколебалась.

— Он слишком силен, — сказала она. — Я могу не удержать его в круге.

— Его мощь убывает, сгорает, он всего лишь человек. Полагаю, ты не боишься человека? Вызывай его!

Элайсон подняла руку в уже знакомом жесте, но слова команды прозвучали не так отчетливо, как раньше, они были невнятными, неуверенными. Фигура, появившаяся в круге, была одета в подобие пальто, капюшон, отброшенный на спину, открыл косматую голову с волосами всех оттенков от белого до черного, как мех Лугэрри. При взгляде на этого человека Ферн похолодела.

— Я пришел, Элаймонд, — сказал Рэггинбоун. — Чего ты от меня хочешь?

— Ты знаешь, чего я хочу, — ответила Элайсон. Голос ее был кроток, в нем звучало сомнение. — Думаешь, я не чувствую, что ты наблюдаешь за домом? Хотя это не так уж и важно, ведь это единственное, на что ты теперь годен. Что ты увидел, бродяга?

— Я видел, как некто занес топор, чтобы разрубить паутину, сплетенную пауком. Весьма неуклюже. Могу предположить, что это ты. Никто другой не пошлет гончую вынюхивать кровь там, где нет ни крови, ни запаха. Все это выглядит абсолютно бессмысленным.

— Я хотела удержать любопытных, — сказала она ледяным тоном.

— Постараюсь этого не забыть, — вежливо, но с издевкой ответил он.

— Ты должна была задавать вопросы, — проскрипел идол, — а ты ноешь, как новичок. Гончая — это серьезный просчет.

— Что случилось, Кэйрекандал? — возмутилась Элайсон. — Я не получила ответа на мой вопрос.

— Спроси у Лугэрри, — ответил Рэггинбоун, — если отважишься.

— Достаточно! — Свечение вокруг идола усилилось, сверкающее сияние внутри него превратилось в пламя. — Ключ! Нам нужен ключ! Где он? Если у тебя есть ключ или след, ведущий к нему, — скажи мне, Кэйрекандал. Заклинаю тебя, приказываю тебе — скажи! — И снова Элайсон подняла руку, и струйка огня поднялась от линии круга к ее пальцам. Ее ладонь сжалась, ухватила воздух, смяв конус, в пространстве которого находился Наблюдатель, выдавила его из пальто, обвила и чуть не задушила его же волосами. Ферн видела, как он сопротивляется, как сила борется с силой, но это была не борьба мускулов, а борьба воли. Постепенно давление ослабло, волосы и плоть Наблюдателя вернулись на свои места.

Элайсон пыталась что-то удержать в конусе, но из-под ее пальцев вырвался свет, он рассеялся внизу, светящиеся линии потускнели, огонь почти потух, Рэггинбоун потемнел, последние пятнышки сияния спиралью завились вокруг него и погасли.

— Что-то… не получилось, — сказал Рэггинбоун. Дыхание его было прерывистым и частым, но он стоял, как скала, скала, которую Ферн видела в конце тропы. Надежный, как земля. Неподвижный.

— У тебя же нет… силы! — воскликнула Элайсон. — Ты не можешь…

— Я не нуждаюсь в силе, — уверенно ответил он, надвинул капюшон и исчез.

Круг снова загорелся огнем. Ферн почувствовала на лице ледяное дуновение, она непроизвольно прижалась к спинке кресла. До нее донеслось злобное ворчание Элайсон и насмешливый скрип голоса идола.

— Неплохо, а? Ты его боишься, и он это знает и пользуется твоим страхом. Он использует твою же силу против тебя. Он старик, ему не за что держаться, у него остались только его прожитые годы. Он может лишь забраться на холм и выслеживать то, что никогда не осуществится, однако ты боишься его. Ты поймала в ловушку единорога, вызвала гончую из своры Эронов, однако ты боишься его. Он научился своим штучкам от одного шарлатана, он продавал яды уличным ведьмам и лекарства, возбуждающие сладострастие, любовницам короля, он прокрался сквозь столетия, заигрывая с колдовством, проматывая свой Дар, однако ты боишься его. Лучше бы ты боялась меня. Этой ночью ты не показала мне ничего, кроме собственного невежества. Гаси огонь. Убери круг. Все кончено.

— Погоди! — сказала Элайсон. — Мне еще нужно спросить у одного… Может быть, от этого не будет толку, но…

— Торопись! — ответил идол. — Пламя скоро умрет. Я не могу заниматься пустяками.

В этот момент в центре круга стала медленно вырастать фигура. Казалось, ее кто-то принуждает выбираться из небытия. Это было приземистое создание, не больше четырех футов ростом, кривой горб возвышался на его широких плечах, огромные уши украшали голову. Создание стояло, кутаясь в какие-то тряпки, будто изъеденные молью, оно обнимало само себя руками со множеством пальцев в жалкой попытке прикрыть бедность лохмотьев. На дергающемся лице виднелись тоскливые глаза. Ферн, рискнувшая чуть высунуться из-за кресла, поняла, что видела его раньше. Это существо кралось мимо ее комнаты по коридору. Теперь она знала, кто это. В круге стоял домашний гоблин — домовой.

— Мэлморт, — сказала Элайсон. — Мэлморт-уродина, так тебя называют? Один из сотен мэлмортов, которые прячутся в тени и боятся своей собственной тени. Или у тебя есть какое-то другое имя?

Маленькое чудовище издало плачущий звук, в котором Ферн не разобрала ни слова.

— Пигуиллен? Да? Тебя так назвали дети, с которыми ты играл все прошлые годы? Что стало с детьми, Пигуиллен? Помнишь? Ты вспоминаешь, кто или что ты такое? Сказать тебе, куда они делись? — Существо кинуло умоляющий взгляд на Элайсон, но она продолжала: — Они умерли. Появился человек, у которого жужжало в голове, и все дети умерли. Ты был там, Пигуиллен, но ты им не помог. Дом вместе со всеми, кто был в нем, сожгли, и ты остался один. А когда построили этот дом, ты пробрался в него и стал ждать, но дети не вернулись. И никогда не вернутся.

Чудовищное создание прикрыло глаза, охваченное ужасными воспоминаниями. Элайсон безжалостно продолжала:

— А как насчет мужчины? Помнишь морского капитана, жившего тут недавно? — Существо грустно качнуло головой. — Хочешь, я еще кое о чем напомню?

Чудовище в ужасе уставилось на нее. Его морщинистое лицо было так печально, что перестало казаться безобразным, а стало просто трогательным.

— Мужчина… — упорствовала Элайсон. — У взрослых людей всегда много одежды, много карманов. А куда он клал всякие вещички, когда на нем не было одежды с карманами?

— В шкафчик.

— В секретер в его кабинете?

— Да.

— В тот, который заперт одним из исчезнувших ключей?

— Да.

— Прекрати эту тарабарщину, — перебил идол. — У этого создания всего две извилины. Ты от него ничего не добьешься. Отправь его прочь.

— Он может что-нибудь знать, — настаивала Элайсон. — Он всегда здесь крутился.

— Избавься от него.

Элайсон быстро взмахнула рукой, гоблин уменьшился и исчез.

Мерцающие линии стали затухать, и Ферн, оценив ситуацию, поняла, что настало время выбираться из комнаты. Но она слишком долго просидела в одном положении, и ноги отказывались слушаться ее. Гаснущий огонь сделал тень от кресла менее плотной, ее убежище — менее защищенным. Если Элайсон сейчас двинется к двери, то непременно увидит фигуру за креслом. Ферн замерла, и в этот момент что-то ворвалась в гостиную, разрушило круг и пентаграмму, кинулось к Элайсон и остановилось, готовое прыгнуть на нее. Это была Лугэрри. Уши ее поднялись, шерсть вздыбилась, на белых клыках играли отблески голубого огня. Наступившая тишина была осязаема, как запах. Затем Лугэрри зарычала, и ее рычание заполнило всю комнату.