В ходе своей довольно обширной переписки с единомышленниками престарелый генерал Алексеев пытался привлечь к борьбе и тех генералов, кто по окончании Великой войны выехал «на воды», переместившись на Северный Кавказ и проживая на тамошних курортах. Генералы от инфантерии Рузский и Радко-Дмитриев охотно поддерживали Алексеева на словах, но даже не помышляли встать во главе каких-либо офицерских объединений. С немалым риском для себя и офицеров-добровольцев, вызвавшихся быть связными между Алексеевым и подпольными офицерскими группами на Северном Кавказе, в Петроград привозились сведения о готовности групп выступить против большевиков. Однако никакой координационной работы, для ведения которой как нельзя лучше подходили генералы и вообще люди с опытом организации крупных войсковых соединений, не велось, и отдельный энтузиазм старших офицеров не мог заменить наличия единовластного и решительного вождя, готового протянуть руку помощи Алексеевской организации. Лично Михаил Васильевич дважды совершал тайные поездки в Екатеринодар, находившийся под властью атамана Кубанской области, для обсуждения с ним возможности сформировать добровольческие отряды кубанцев, желающих бороться с большевиками, но, по отзывам сведущих людей, дело это на Кубани шло весьма туго. Атаман не желал ссориться с пусть большевистской, но все же центральной властью, а сами кубанские казаки неохотно собирались на новую войну.

В Москве, куда порой заезжал генерал Алексеев, он встречался с сочувствовавшим его идеям генералом от кавалерии Алексеем Брусиловым. Впрочем, последний недолго сохранял нейтралитет, избрав через несколько месяцев службу у большевиков. Все генералы, с которыми Алексеев встречался в Петрограде и Москве, оказывались на словах горячими сторонниками идеи опрокидывания большевистской власти вооруженным путем; немногие из них были готовы к решительным действиям включиться в формирование новой армии, еще меньше из них собиралось участвовать в начинаниях Алексеева, а пошли за ним те немногие, кто в пору его энергичных поездок по стране оказался изолированным в Быховской тюрьме.

Получалось так, что вести все дела созданной подпольной организации Алексееву приходилось одному, имея в технических помощниках немногих верных офицеров-добровольцев. Старого генерала угнетало сознание того, как мало людей из русской военной среды оказалось готовыми поддержать его в общем-то благие начинания, как близоруки были те, кто надеялся пересидеть и переждать дни большевистского ненастья! И все же он продолжал верить в успех своего дела, изо дня в день кропотливо трудясь над созданием первой ударной силы, призванной вернуть России ее былое величие — добровольческие части.

К 4 ноября 1917 года была создана первая Сводно-офицерская рота, пополнявшаяся почти ежедневно новыми добровольцами и к 15 ноября заполнившая собой уже почти весь лазарет на Барочной улице. Денежного оклада для добровольцев первое время не существовало. Все содержание сначала ограничивалось лишь пайком, затем стали выплачивать небольшие денежные суммы (в декабре офицерам платили по 100 руб. в месяц, в январе 1918 года — 150, в феврале — 270 руб.). В среднем в день приезжало и записывалось в ряды армии 75–80 добровольцев.

Первое время в приеме добровольцев играли заметную роль полковники: братья князья Хованские, а также бежавшие из Москвы К. К. Дорофеев и Матвеев, И. К. Кириенко и князь Л. C. Святополк-Мирский. Формирование роты проходило по заранее утвержденной схеме. Добровольцев сначала направляли в штаб (Барочная, 56), где распределяли по частям (этим руководил сначала полковник Шмидт, а затем полковник князь Хованский; определение на должности генералов и штаб-офицеров оставалось в руках начальника гарнизона Новочеркасска полковника Е. Булюбаша).

Первые добровольцы, прибывшие с генералом М. В. Алексеевым 2 ноября 1917 года, были поселены в лазарете № 2 в доме № 39 по Барочной улице, представлявшем собой замаскированное общежитие, который и стал колыбелью Добровольческой армии. В середине ноября (тогда имелось 180 добровольцев) была введена официальная запись в Алексеевскую организацию. Все прибывшие регистрировались в Бюро записи, подписывая особые записки, свидетельствующие об их добровольном желании служить.

— вспоминал в эмиграции поэт Николай Евсеев, бывший в те дни среди первых добровольцев. Из переполненного лазарета на Барочной было решено выделить всех юнкеров, кадетов и учащуюся молодежь, переведя их в лазарет № 23, расположившийся на Грушевской улице. Эти молодые люди и положили начало созданию новой воинской части — Юнкерской роты, во главе которой был поставлен командовать штабс-капитан Парфенов. 1-й взвод Юнкерской роты был составлен из юнкеров пехотных училищ; его подавляющую часть составили юнкера Павловского пехотного училища. 2-й взвод состоял из юнкеров артиллерийских — Михайловского и Константиновского училищ. В 3-м взводе были гардемарины и кадеты морских училищ, а в 4-м — кадеты и учащаяся молодежь — гимназисты, ученики ремесленных училищ и даже семинаристы. В таком виде Юнкерская рота просуществовала все четыре дня, а потом, когда 19 ноября 1917 года в ряды добровольцев влились около 100 человек юнкеров артиллерийских училищ, 2-й взвод роты был пополнен и выделен в особую часть, именовавшуюся Свободная Михайловско-Константиновская батарея в честь представителей юнкерских училищ, ее составлявших.

Батарея быстро прирастала беспрестанно прибывающими юнкерами-добровольцами и достигла в скором времени численности около 250 человек. 190 человек из них составляли юнкера Константиновского артиллерийского училища. Командовать артиллеристами был поставлен капитан Шаколи, офицер курса Михайловского артиллерийского училища, единственный из преподавателей, последовавший за своими юнкерами и подтвердивший свою запись в Алексеевской организации делом. Батарею разместили в здании Платовской гимназии. Пополнились и ряды Юнкерской роты в целом. В течение нескольких дней ее численность составила уже 150 человек, и ее пришлось развернуть в Юнкерский батальон трехротного состава, из которого первые две роты были полностью юнкерские, а третью составляли кадеты и гимназисты. Сводно-офицерскую роту возглавил штабс-капитан Некрашевич.

Общее количество добровольцев в двух ротах и Сводной Михайловско-Константиновской батарее было немногим более 600 человек. Все они впоследствии, сведенные воедино, образовали Офицерскую дивизию, получившую со временем почетное шефство генерал-лейтенанта Сергея Леонидовича Маркова. Примерно в эти же дни в стадии формирования находилась и четвертая часть добровольческих сил — так называемая Георгиевская рота, состав которой насчитывал немногим более 50 с лишним человек, солдат и офицеров из числа Георгиевского полка, бывшего некогда при Ставке Верховного Главнокомандующего на фронте во время Великой войны. В ходе дальнейших переформирований, происходивших в Добровольческой армии, эта рота была влита в легендарный Корниловский полк.