Международного совета научных союзов, объединяющего академии наук 60 стран и 15 международных научных союзов, и оставался на этом посту два срока подряд.

В общении с людьми Амбарцумян мягок, никогда не повышает голоса, но от этого порой не легче, если, конечно, чувствуешь за собой какую-то вину. Его терпимость к человеческим слабостям кончается там, где начинается наука. Здесь он непримирим и, порой, может быть непривычно жесток и нелицеприятен.

Все сказанное вовсе не означает, что Амбарцумян поглощен только наукой. Коммунист Амбарцумян много времени уделяет общественной работе. Он депутат Верховного Совета СССР. Его интеллектуальные интересы и увлечения широки и многообразны. Прекрасно знает поэзию, глубоко интересуется историей, любит живопись…

Это верно, что Виктору Амбарцумяну, одному из крупнейших ученых современности, было многое дано от природы, но верно и то, что о нем с полным правом можно говорить как о человеке, сделавшем самого себя.

Эльма говорила о своем учителе горячо, страстно.

— Мое первое знакомство с Виктором Амазасповичем, — вспоминала старший научный сотрудник Рамелла Шахбазян, — состоялось на III курсе университета, когда он читал нам курс теоретической астрофизики. Меня поразило умение Амбарцумяна излагать самый сложный материал просто, ясно и очень понятно.

До окончания университета я, студентка V курса, поступила на работу в Бюраканскую обсерваторию и почти 15 лет работала рядом с Амбарцумяном, под его непосредственным руководством. Много дней и вечеров до полуночи и позже, выходных и праздничных дней я проработала в те годы рядом с нашим руководителем, многому научилась у него за эти годы.

Мы, все ученики Амбарцумяна, хорошо знаем, как глубоко он вникает в корни и истоки интересующих его проблем, как хорошо он понимает их сущность, как умеет подходить к ним с новой, совершенно неожиданной стороны. Амбарцумян никогда не занимался так называемыми «модными» темами, он никогда не идет проторенными путями. Интуитивно чувствуя перспективность той или иной проблемы или направления, он умеет ставить оригинальные, принципиально новые задачи и находить такое простое и естественное с первого взгляда и все же никому в голову не пришедшее объяснение наблюдаемого явления.

Можно много говорить здесь о правильности научных прогнозов Амбарцумяна, которые почти всегда рано или поздно подтверждались наблюдениями, о его научной интуиции, о самобытности его мышления, о его титанической трудоспособности, об астрономии, которой он так увлечен, что всегда заражает любовью к ней всех, кто с ним общается. Как интересно, образно и доступно рассказывает он о достижениях науки в той или иной области и особенно в области астрономии.

Мой учитель много раз говорил, что нам надо многому учиться, что ни в коем случае нельзя зазнаваться, что там, где начинается зазнайство, кончается наука. Шутя, он любит говорить, что наука подобна ревнивой любовнице, она не прощает других увлечений и жестоко мстит за них.

Мы, астрономы Бюракана, да и не только Бюракана, бываем очень рады, если наши работы просматривает Амбарцумян. Он никогда не вносит ненужных поправок и больших изменений. Однако иногда от одного добавленного меткого слова, маленького штриха работа становится лучше.

— Вы так восторженно о нем говорите, Рамелла! Уж не влюблены ли вы в своего руководителя? — пошутил я.

Рамелла рассмеялась.

— Если бы только я! Мы все в него давно влюблены. Хочу еще добавить, что Виктор Амазаспович очень любит свое детище — Бюраканскую обсерваторию. Хорошая работа, хороший снимок, полученный на Бюраканском телескопе, открытие, сделанное в Бюракане, хорошая защита диссертации, новый телескоп, установленный в обсерватории, — все это для него источники неисчерпаемой радости и огромного вдохновения.

В Бюракане с удовольствием расскажут о шуточном интервью, данном ученым для стенной газеты:

«Астроном должен прийти на работу утром, проявить пластинки, полученные ночью во время наблюдений, внимательно просмотреть их, обработать, осмыслить полученные результаты, после перерыва работать над повышением своего научного уровня, прочесть новую научную литературу, подготовиться к новым наблюдениям, а ночью снова наблюдать до утра. Только при такой организации труда он может надеяться на то, что со временем он, быть может, достигнет кое-каких успехов в работе».

Амбарцумян по достоинству оценивает достижения и других ученых. Когда в Бюракане получили атлас Паломарской обсерватории в Калифорнии, на картах которого было снято все небо Северного полушария, он проявил к нему огромный интерес. Снимки были получены на 48-дюймовом телескопе системы Шмидта. Их очень хорошее качество и далеко идущий предел давали возможность выявить тысячи и тысячи новых слабых небесных объектов, о существовании которых обсерватории не имели ни малейшего представления. Карты Паломарского атласа расширили представления бюраканцев о Вселенной. Они содержали огромную информацию, плод долгих наблюдений. Амбарцумян все дни напролет с помощью десятикратно увеличивающей лупы просматривал сантиметр за сантиметром эти карты, знакомился с новыми, неизвестными объектами, с новыми галактиками и их системами.

В те годы и позднее на картах атласа сначала В. А. Амбарцумяном, а потом и Р. Шахбазян было обнаружено несколько голубых объектов около эллиптических галактик, исследованы двойные и краткие системы галактик. Амбарцумян обратил внимание на то, что среди галактик чаще, чем среди звезд, встречаются системы типа трапеции, и пришел к выводу о неустойчивости, а следовательно, и о молодости и совместном происхождении членов этих систем. Тогда же он зафиксировал одно весьма необычное компактное скопление, состоящее, как думали вначале, из звезд. Амбарцумян поручил Рамелле изучить это скопление и написать о нем сообщение. Работа вышла под фамилией Шахбазян. «Так захотел учитель, — говорит Рамелла, — хотя в сообщении было написано, что скопление было обнаружено Амбарцумяном, в дальнейшем это скопление, оказавшееся скоплением галактик и вызвавшее интерес в научном мире, было названо моим именем». Вот такой он, Амбарцумян.

Академик всегда щедро раздает советы, подсказывает идеи, делится своими наблюдениями, почти всегда отказываясь от соавторства, часто вычеркивая благодарности в свой адрес в конце статей. «Чем больше мы даем, тем богаче мы сами становимся, тем нужнее мы людям». И благодарные ученики радуют его своими успехами.

В. А. Амбарцумяну семьдесят девять лет. Он среднего роста, подвижен. Черты лица на первый взгляд жестковаты. Под густыми бровями — умные и живые глаза, которые прямо и внимательно смотрят на собеседника. С первой же минуты разговора вы попадаете под обаяние его личности. Обдумывая что-то, он быстро ходит. Говорит спокойно, как бы чеканя слова. Но когда увлекается, горячится. Особенно когда говорит о своей любимой астрофизике.

ИЗ ПОЧТЫ УЧЕНОГО

Однажды студенты Ленинградского университета попросили Амбарцумяна ответить на четыре вопроса.

— Что вы считаете наиболее значительным в вашей научной деятельности за последние два-три года?

— Работа по истолкованию многочисленных и разнообразных фактических данных, относящихся к строению и природе