Кроме того, из тех же уваровских находок выделяются единичные экземпляры медвежьих зубов и когтей в виде ожерелий, особенно интересны металлические изображения когтей и зубов, подвешенных на шнуре, из курганного могильника у села Ворогово.

А теперь переместимся на Муромскую землю. В ряде муромских могильников также имеются явные следы почитания медведя, отраженного в погребальном обряде и в украшениях. Так, в погребальном могильнике у села Подболотье кроме копий, костяных подвесок сотрудниками научной экспедиции под руководством профессора Московского университета Василия Алексеевича Городцова (1860–1945) было найдено в 1910 году большое количество костей крупного медведя, в числе которых исследователи особо отметили кости лап[122].

В Тамбовской губернии участником другой научной экспедиции В.Н. Ястребовым (в 1869 году) у местечка Лядино в ряде погребений отмечены находки медвежьих когтей в составе ожерелий, подвесок, причем преимущественно в женских погребениях. Встречены такие же находки еще в одном, открытом им в 1890 году, Томниковском могильнике[123].

В верховьях реки Цны, в полутора сотнях километров в юго-восточном направлении от озера Ильмень и в 8 км от Моршанска, в Крюковско-Кужновском могильнике (IX–X вв.) в ряде погребений найдены медвежьи когти в составе подвесок, носящих явно магический характер. Как отметил в своем отчете участник этой экспедиции, проводимой в 1927–1929 годах, директор Моршанского краеведческого музея П.П. Иванов, в одном из погребений обнаружен «накосник», к которому прикреплены несколько медвежьих когтей, отделанных в бронзу[124].

На почитание медведя, подметил Н.Н. Воронин, указывает также неоднократное нахождение медвежьих когтей и частей скелетов в древних славянских курганных погребениях Самарской губернии в верховьях Оки. Кроме того, здесь погребение часто сопровождается костями птиц и мелких животных, сложенными на специально помещенных в кургане кусках известкового камня. Например, интересны в этом отношении 17 погребений из кургана около деревни Дубровки на р. Пополоте, которые опускались в течение длительного периода времени, создав несколько «ярусов». Под первыми «ярусами» со сложенными «кучками битых костей на куске известкового камня» обнаружился «ярус», в котором были «три куска известкового плитняка, сложенные как спицы в колесе (обратите внимание – опять символический круг), а под ними останки головы медведя (челюсть с клыками) и несколько ниже – кости медведя». В четвертом «ярусе» этого кургана оказались две плиты с костями и клык медведя[125]. Известный российский антрополог, географ, этнограф и археолог, академик Дмитрий Николаевич Анучин (1843–1923) в своем труде о культуре костромских курганов и находимых в них украшениях тоже особо отметил, что в местных погребениях находились медвежьи кости и когти[126].

Как бы подводя предварительный итог, Н.Н. Воронин сделал вывод, что указанные археологические памятники (а они здесь далеко не все перечислены) свидетельствуют о несомненном культовом значении медведя в северо-западной и северо-восточной частях лесной полосы, особенно в Новгородской земле и Ростово-Ярославском Поволжье. При этом характерно, уточнил он, что это археологические памятники не глухих углов, оторванных от связи с внешним миром, но все приведенные выше случаи находок медвежьих лап в Ростово-Суздальской земле связаны с его древнейшими основными центрами – Суздалем, Ростовом и городом Клещиным на берегу Переяславского озера[127].

Уважаемый читатель, наверное, обратил внимание на одну важную особенность этих странных находок. В представленных сообщениях ученых о наличии медвежьих останков в курганах Приладожья подчеркивалось, что из костей медведя встречаются исключительно ногтевые фаланги его лап. В суздальских и владимирских ранних курганах встречаются уже специально изготовленные изображения (муляжи) медвежьей лапы из необожженной глины. И наконец, граф Уваров сообщает о том, что эта лапа имела определенное место в погребении – при сожжении трупа (такой обычай существовал у наших предков до XI века) она лежала около сосуда с останками покойного, в другом случае ей полагалось лежать около его головы. Так что указанные обстоятельства, подчеркивает Н.Н. Воронин, снимают всякие сомнения в культовом значении медведя у наших пращуров.

Естественно, возникает вопрос, а какова роль медвежьей лапы в загробной жизни покойного, для чего она ложилась в могилу? Несомненно одно, она предназначалась именно для похоронного ритуала и заранее не готовилась, об этом свидетельствует факт, что способ ее изготовления был очень прост – мастера-гончары племени сразу после смерти человека в срочном порядке лепили лапу и даже не успевали ее для крепости обжигать. Первоначально, например, во времена фатьяновской культуры (напомним, это 2200–1700 лет до н. э.) рядом с покойным клали лапу настоящего, вероятно, только что принесенного в жертву медведя. Может быть, ее укладывали не со всеми, а только с важными покойниками, имевшими у племени верховную (вождь) или духовную власть (жрец, шаман, колдун и т. д.). Было сложно снабдить каждого умершего отрубленной лапой своего тотема – медведя. Поэтому, вероятно, и стали заменять настоящую лапу глиняной.

Существуют различные интерпретации использования нашими пращурами данных «амулетов». Тот же А.С. Уваров сравнивал глиняные лапы (иногда тоже называя их «руками») с известными «древолазными плетениями», полагавшимися, по житию Константина Муромского, в могилы чтобы, как считал любознательный граф, «душа могла взбираться на высокую райскую гору». Именно для этой цели, по его мысли, «полагались в могилы медвежьи лапы и кольца»[128].

В этой связи Н.Н. Воронин приводит сведения о древнем литовском предании о князе Свентороге, содержание которого имеет любопытную аналогию с догадкой Уварова. В предании говорится, что однажды этот князь, облюбовав предварительно место на реке Вилин, завещал сыну похоронить себя здесь и сделать это урочище кладбищем для князей и бояр литовских. По смерти отца, его наследник на месте, избранном покойным, сжег князя вместе с конем, снаряжением и с любимой охотничьей птицей – соколом. После, при последующих сожжениях умерших князей и бояр, как гласит предание, «тогды подле них кладывали ногти рыси або медведжьи, для того имели веру тую: иж бы день судный мел быти, а так знаменовали собе иж бы Бог мел прийти и седети на горе высокой судити живых и мертвых, на которую ж гору трудно будет узойти без ногтей тых рысих або медвежих, и для того подле них тые ногти кладывали»[129]. В общем, суть обряд такова, что во время сожжения покойного литовские бояре бросали в огонь рысьи и медвежьи когти, чтобы покойник мог вскарабкаться с помощью их на высокую гору, где обитал Бог.