Многие недели Джеффри просидел неподвижно, глядя сквозь венецианские окна на цветочные клумбы и стену за ними. Один из пациентов прозвал его Статуей, поскольку Джеффри как будто бы и не шевелился вовсе.

Он провел в сумасшедшем доме год, и однажды утром к нему пришла медицинская сестра и сообщила:

– К вам посетитель, Джеффри.

– Вы уверены?

Он не мог припомнить ни одного знакомого ему человека. Родители, Трембат. мертвы. Бакстер тоже, говорят, скончался. Мисс Кэлландер видеть его не захотела бы. А больше он никого из живых не помнил. Разве что, быть может. Жизель.

– Да, конечно, – ответила сестра. – Я сейчас схожу, спрошу, как его зовут.

И вернувшись через пару минут, сообщила: мистер Роукфор.

– Чеддер? – помолчав, произнес Джеффри. – Господи боже. Что он здесь делает?

В отделении имелась комнатка, в которой Джеффри иногда видел пациентов, принимающих посетителей; открыв дверь туда, он обнаружил стоящего к нему спиной мужчину лет примерно тридцати, в хорошем костюме.

Мужчина повернулся к нему и спросил:

– Мистер Тальбот?

Роукфор был теперь красивым молодым человеком с густыми каштановыми волосами, аккуратно повязанным темно-бордовым галстуком и гладко выбритым, светящимся молодостью лицом. Он улыбнулся, протянул руку.

– Здравствуйте, сэр.

– Здравствуйте, Чед.

– Как вы, сэр? Я услышал, что вам пришлось туго, ну и решил: надо бы к нему заглянуть. Вот, это вам. Правда, не знаю, любите ли вы детективы по-прежнему.

– Спасибо. Вы где-то рядом живете?

– Нет, в Лондоне. Но я собрался навестить бабушку в Ноттингеме, так что мне по пути, вот я и подумал.

Вошла сестра с двумя чашками чая.

– По-прежнему держим калитку?

Роукфор рассмеялся:

– Нет! Хотя, верьте не верьте, но в следующей школе я стал боулером.

– Так у вас же никогда не получались.

– Знаю! Но одним долгим летом мне было совершенно нечем заняться, а тут подвернулся старый крикетир, тренер местной школы, и я. Ну, в общем, набил руку.

– А как с бэттингом? По-прежнему отбиваете подачи вбок?

– О, – Роукфор смущенно улыбнулся. – Нет, я и левый локоть стал держать повыше и все такое. В общем, как вы учили. Играл в школьной сборной на всех позициях. Теперь-то разве что с местной командой. И то больше как болельщик.

– Не страшно. Если это доставляет вам удовольствие.

– Да еще какое. А я ведь часто и все шесть отбивал.

– С какой позиции?

– Внешнее поле.

– Почему-то я так и подумал. Не сомневаюсь. Чай тут неважный.

На вкус Джеффри, в этом заведении все блюда и напитки были отвратительными.

– Да нет, ничего, – сказал Роукфор.

– Вы женаты? – спросил Джеффри.

– Нет, – усмехнулся Роукфор. – Рано еще. Но подружка у меня есть. Может, когда-нибудь.

Наступило молчание.

– А вы, сэр? Вы не.

– Женился? Нет.

– Ну да, конечно, война и все такое. Наверное, волнующее было время. – Роукфор облизнул губы.

– Можно сказать и так.

Роукфор нахмурился:

– Мой отец служил в танковом полку. Был ранен на Сицилии.

– Он у вас такой старый? – спросил Джеффри, совершенно не помнивший его отца.

– По-моему, он самый конец войны застал, – ответил Роукфор. – Очень хотел повоевать. А ростом не вышел. Товарищи просто забрасывали его в люк. Так он сам говорит.

Новая пауза, Джеффри думал, что бы еще сказать. Смущать Роукфора рассказами о своем здоровье и опыте военных лет не хотелось.

В конце концов он нашелся:

– Чем вы занимаетесь? У вас хорошая работа?

Роукфор поморщился:

– Не очень. Работаю в Сити, в юридической фирме. По правде сказать, там довольно скучно. Но платят хорошо.

До них донесся лязг катившей по коридору тележки. Теперь уже Роукфору пришла в голову новая мысль.

– А телевизор у вас здесь есть, сэр? Вам удается смотреть тестовые матчи?

– Нет, – ответил Джеффри. – Радиоприемник в комнате отдыха имеется, однако остальные больные не любят крикет. Они поп-музыку любят.

– Жалко, сэр. Наша команда неплохо выступает. Я слушал репортаж в машине, пока ехал сюда. Какого вы мнения о Колине Каудри?

– Говорят, очень надежный игрок. Замечательно подготовлен. И на поле, насколько я знаю, играет прекрасно. Боюсь только, игры его я ни разу не видел.

– Я как-нибудь свожу вас на «Лордз», когда вы поправитесь. У нас в фирме работает парень, которому обычно удается достать билеты. Единственное мое утешение на этой работе! А кто был лучшим из виденных вами бэтсменов?

– Фрэнк Вулли, – мгновенно ответил Джеффри. – Мощный был игрок. Однажды набрал по две сотни очков в каждом иннингсе. Такого больше никто добиться не смог.

– Он ведь левшой был, верно?

Пришла сестра, забрать пустые чашки. После ее ухода в воздухе повисла тяжесть, и Джеффри почувствовал, что вдохновение его иссякло. Роукфор снова облизал губы, взгляд его стремительно обшарил комнату и остановился на окне, за которым виднелся парк и двое-трое пациентов, медленно бредущих по траве.

Безмолвие грузно висело в углах комнаты, пока не зазвонил колокол, сзывавший больных на обед, и тогда Роукфор сказал:

– Ну, я, пожалуй, поеду дальше, сэр. Очень приятно было увидеться с вами. Надеюсь, вас скоро выпишут.

Джеффри проводил его до выхода из здания, пожал протянутую молодым человеком руку.

– Спасибо, что заглянули, Чед. Очень мило с вашей стороны.

А потом посмотрел, как тот уезжает в синем «Форде Зефире», – покидая парковку, Роукфор один раз посигналил клаксоном, но не оглянулся, смотрел только на дорогу.

На обед Джеффри в тот день не пошел. Сидел в своей палате и плакал. Всю вторую половину дня слезы его капали на линолеум – получилась такая лужа, что сестре пришлось собирать ее шваброй.

– Перестаньте, Джеффри, – сказала она, постучав шваброй по ножке его кресла, – возьмите себя в руки.

Неделю спустя Джеффри получил посылку из Лондона. И, сняв несколько защитных слоев упаковочного материала, увидел маленький портативный телевизор со встроенной антенной и парой наушников.

Через три месяца его выписали из больницы, а еще через три он нашел в Гемпшире работу. Прочитал в газете объявление о вакансии школьного учителя, попросил «Большого» Литтла написать рекомендацию, и тот написал, добавив в постскриптуме: «Если вас интересуют какие-либо подробности, касающиеся этого кандидата, прошу без колебаний обращаться ко мне». Слова «какие-либо подробности» он подчеркнул, это был используемый директорами школ условный предупредительный сигнал, означавший обычно, что рекомендуемый питает чрезмерную любовь к мальчикам. А также что платить ему можно поменьше.