Долговязый посетитель, по-прежнему стоящий перед нами, направил на Калигулу строгий взгляд:

– Не отмахивайся от этих историй так легко! Они могут причинить тебе непоправимый вред.

Калигулу охватил новый приступ смеха.

– Тебе-то вообще какое дело? – спросил он, немного успокоившись.

– Как друг семьи… – Пакониан сделал паузу, совершенно не замечая презрения, с которым Калигула воспринял его заверения в дружбе. – Как друг семьи, я считаю своим долгом предупредить тебя об опасности. И предложить свои услуги.

– Услуги?

– Вистилий утверждает, что акт насилия ты совершил в этом доме, во время одного из пиршеств на следующий день после матроналий, когда госпожа Антония праздновала приезд какого-то знатного египтянина по имени Горбач, по-моему. А я хорошо помню тот день и знаю, что тебя тут не было.

– Хорбаф, – поправил его Калигула. – И ты прав. В тот день я ушел из дому вместе с другом, так как этот друг и Хорбаф испытывают взаимную сильную неприязнь, и я решил избавить их от встречи.

– Гай, я готов выступить в суде и подтвердить твою невиновность как человек, который присутствовал в указанный день в указанном месте и был свидетелем всему происходящему.

Мой брат, кивнув, медленно поднялся. Он шел вперед, пока до Пакониана не остался всего лишь шаг, потом вытянул руки, положил их гостю на плечи, словно для дружеской поддержки, и склонил к нему голову. Заговорил он так тихо, что я с трудом разбирала слова:

– Пакониан, я лучше останусь вообще без защитников, чем положусь на твои свидетельства. Почему моя бабушка позволяет тебе переступать порог ее дома, до сих остается выше моего понимания, но прими к сведению, что сегодня ты сделал это в последний раз. Ни в этом доме, ни в других местах, где я буду находиться, тебя не ждут. Забери свое предложение о помощи и свою приторную улыбку и отнеси их обратно к Сеяну, чтобы сообщить о провале. Уверен, префект все поймет и простит тебя. Все знают, какой он любезный человек.

Растерянность на лице Пакониана сменилась злобой.

– Как ты смеешь…

Ничего больше он не успел сказать, так как Калигула, не снимая ладоней с плеч собеседника, поднял колено и резко ударил тому между ног. Так резко, что послышался хруст. Я не знала, что мужские гениталии могут издавать такой звук, но у этого скользкого типа они захрустели. Со стоном он сложился пополам.

– Убирайся! – громко приказал Калигула. – У моей бабки есть наемник, который обучался на гладиатора-секутора, и он утверждает, что сможет разрубить человека пополам быстрее, чем тот успеет моргнуть. Если я отсчитаю сто ударов сердца, а ты все еще будешь здесь, тогда я попрошу наемника доказать слова делом.

Пакониан, сжимая руками покалеченные тестикулы, с ручьями слез на лице, попробовал сделать шаг и чуть не упал. С огромным трудом и превозмогая невероятную боль, он сумел пересечь сад. Каждый его шаг на пути к атриуму сопровождался тихим повизгиванием.

Ошеломленные, мы молча смотрели вслед ковыляющему посетителю. Мой брат тем временем сел и потер руки.

– Ты справишься без его показаний на суде? – тихо спросил Лепид.

– Я ведь уже говорил, – отозвался Калигула, – лучше вообще не иметь свидетелей, чем иметь такого. Пакониан присутствовал на всех важных собраниях в этом доме, но был один период, когда он не появлялся – после того, как забрали Друза. Мне это сразу бросилось в глаза. Думаю, он не приходил, чтобы избежать подозрений. В нашем доме этот человек давно уже служил ушами и глазами Сеяна. Возможно, Пакониан не единственный шпион преторианцев, которые пользовались гостеприимством Антонии, но он точно был одним из них. Я наводил справки о его прошлом: всего три года назад Пакониан служил в преторианской гвардии трибуном.

– Тогда почему же он предложил тебе свою помощь? – наморщила лоб Друзилла.

– Милая моя доверчивая и невинная сестра… – Брат улыбнулся; его слова выразили и мои мысли, хотя я еще не во всем тогда разобралась. – Пакониан не собирался выступить с показаниями в мою пользу. Он думал завлечь меня в суд без подготовки. Его расчет строился на том, что я доверюсь его обещанию и не стану готовить защиту, а на суде он переметнулся бы на сторону старика, и тогда меня осудили бы в два счета. Пакониан хотел не помочь мне, а заманить в ловушку. Я совершенно не собираюсь пасть жертвой такой глупой клеветы. Никто не поверит письмам сенатора, и у меня полно достойных свидетелей. Да вы все присутствовали на пиру в честь прибытия Хорбафа. Значит, вы все сможете подтвердить, что меня там не было, а если и этого недостаточно, то моим свидетелем выступит Юлий Агриппа. Ведь это с ним я уехал в тот день кататься на лошадях. Император высоко ценит Юлия, поэтому его показания никто не станет оспаривать, даже Сеян. В этом глупом деле мне ничего не грозит.

Однако меня такой поворот событий сильно напугал.

– Гай, ты теперь самый старший из нас. И ты первый кандидат. Детская булла тебя больше не спасет. Сеян пошел в наступление. Я не перенесу еще одной потери.

Кажется, к тому моменту я уже расплакалась. Сама мысль о том, что нашего последнего брата могут отнять у нас так же, как двоих старших, была невыносима.

– Сеян – опасный противник, – ответил Калигула, – но даже он не выйдет за рамки своих прямых полномочий, потому что император все еще заинтересован в нашей семье. Префекту приходится искать обходные пути. Нерон и Друз стали легкой добычей, поскольку оба много болтали, стремились к славе и власти, их можно было заподозрить в интригах. Ну а я все еще ребенок, политики сторонюсь, прямых отношений с Тиберием не имею. Если Сеян просто арестует меня, то даже слепой увидит, что он расчищает себе путь к трону. Поэтому нужно, чтобы я сам скомпрометировал себя, так почему бы ему мне не помочь. – Он с улыбкой потянулся ко мне и обхватил мои руки ладонями – холодными, как мрамор, на котором мы сидели. – Но я умнее Сеяна и хитрее наших несчастных братьев. Этот шторм я переживу, как пережил все предыдущие.

Для меня это прозвучало не слишком убедительно, но все же я позволила себе немного успокоиться. Калигула всегда благотворно влиял на мое душевное состояние.

После произошедшего мы все потеряли интерес к изначальному предмету нашей встречи, ничего обсуждать нам уже не хотелось, так что разошлись по своим делам. А привратник долго еще жаловался хозяйке дома на наше бесцеремонное обхождение с важным гостем.

Следующие двенадцать дней пролетели как один в вихре дел и событий. Обвинения против моего брата были выдвинуты, подвергнуты критике и вдребезги разбиты. На долю нашей семьи выпал еще один небольшой триумф в глазах общества, тогда как от Пакониана и глупого старого Секста Вистилия после суда не осталось и мокрого места. Остаток своей короткой, жалкой и очень несчастливой жизни Пакониан провел евнухом благодаря колену моего брата. А что же неугомонный префект претория? Как нам представлялось, он метался по своей крепости, в ярости оттого, что его переиграли, да еще с такой легкостью.