Я нахмурилась:

– Но преторианцы тут полностью под контролем императора, разве не так? Сеян далеко, а Тиберий здесь, и это его остров. И вообще: император спас нас от Сеяна, поэтому я не поверю, что он позволит префекту здесь своевольничать.

Мой брат посмотрел на меня с печальной улыбкой:

– Спас от Сеяна? Милая Ливилла, наш приезд сюда – вовсе не спасение. Теперь нам надо быть особенно осторожными. Сеян – крыса, рыскающая по углам и исподтишка кусающая прохожих. А Тиберий – скорпион, злобный и стремительный. И жало его источает смертельный яд.

Столь откровенные слова заставили меня в панике оглянуться, но мы каким-то чудом оказались одни в шумном порту. Всех служащих и солдат захватил вихрь дел в связи с нашим прибытием. Я не нашлась что ответить на мрачную реплику брата, но про себя засомневалась: неужели жизнь рядом с императором может быть хуже, чем жизнь в Риме, где Сеян безнаказанно губил членов нашей семьи одного за другим? Как показало время, брат абсолютно точно оценивал мою наивность.

Примерно через четверть часа все было готово для дальнейшего пути. Нас усадили в повозки, старший из преторианцев отдал приказ, и длинный кортеж потянулся из порта к великолепной вилле императора на гребне восточных утесов. Это было долгое, изнурительное путешествие. Порой мне приходилось даже вылезать из повозки и идти пешком, потому что дорога, обвивающая гору небрежно свернутой лентой, была разбита и размыта. На крутых подъемах гравий почти весь осыпался с проезжей части на обочины, обнажив камни, на которых повозку чудовищно трясло. Я вслух недоумевала, почему император не повелит привести дорогу в нормальное состояние, и солдат, шагающий рядом с повозкой, объяснил, что сам император передвигается по острову верхом, а что до толстых изнеженных сенаторов, посещающих его на вилле, то Тиберию нравится причинять им неудобства. Не думаю, что солдат хотел нас обидеть этими словами, однако Друзилла, и без того в расстроенных чувствах из-за разлуки с Лепидом, все равно оскорбилась и задернула занавеску на окне повозки. В итоге я потеряла возможность любоваться садами и виноградниками, карабкающимися вместе с нами вверх по склону, и осталась наедине со своими страхами и немилосердной тряской.

Целый час мы взбирались на вершину горы, но наконец приблизились к вилле. Я впервые смогла рассмотреть жилище Тиберия. Дворец, ибо назвать его просто виллой не поворачивался язык, представлял собой массивное квадратное здание с внутренним двором посередине. Построили его, как я узнала позднее, поверх огромных цистерн. Из-за неровностей почвы некоторые части дворца – те, что располагались ближе к утесам на востоке, – имели два уровня, тогда как другие, над западным склоном, вырастали на четыре или даже пять этажей. А вокруг, конечно же, разрослись вспомогательные и хозяйственные строения.

Когда мы почти достигли цели, где-то позади нас загрохотал гром. Я обернулась: огромное черно-оранжевое марево уже наползло на остров с другой стороны. У нас едва хватало времени спрятаться под крышей.

Дорога, проложенная по горному хребту, вела нас вверх, пока мы не оказались на вершине, где по легкому мосту перебрались через ров и остановились перед широкими воротами. Я была настолько поглощена разглядыванием необъятного – и в то же время изящного – здания, примостившегося на самой высокой точке острова, что Друзилла даже подтолкнула меня, чтобы я не загораживала дорогу. Нам всем пришлось высадиться и дальше идти пешком, потому что повозки здесь проехать не могли – их развернули и повели на конюшенный двор ниже по склону. Скоро я хорошо изучу, где что находится.

Итак, мы вошли и, обогнув по крытым галереям большой внутренний двор, оказались в просторной экседре, которая выдавалась из здания и нависала над тем самым обрывом в тысячу футов. Я еще не пришла в себя от великолепия дворца, а в этом просторном полукруглом зале с высокими застекленными окнами, что было редкостью даже для богатых домов, и светло-желтыми стенами у меня и вовсе перехватило дыхание. Солнце уже тонуло в черном вале штормовых туч, но огромные окна впускали достаточно света, чтобы воспламенить желтые поверхности и наполнить помещение теплом и уютом, несмотря на громовые раскаты.

Все это было так прекрасно, что я не заметила, как мы остановились, и не сразу осознала, что перед нами император, а мой нос уткнулся в спину брата.

В экседре собралось не менее двух дюжин людей, по большей части это были рабы. Тиберий, еще более похожий на труп, чем раньше, возлежал на украшенной золотом и покрытой пурпурной тканью длинной кушетке. Он грыз какие-то сладости – на низком столике перед ним стояла целая тарелка таких сладостей. За ложем высилась огромная фигура в серой тунике, под которой бугрились мышцы. Лицо гиганта сплошной сеткой покрывали шрамы, но, пожалуй, и без шрамов симпатичным оно никогда не было. У его пояса висел дорогой гладиус с рукояткой из слоновой кости в виде орла.

– Геликон, – шепнул через плечо Калигула, – личный телохранитель Тиберия.

На мой взгляд, это было очень показательно: император не доверял преторианской гвардии и считал необходимым окружить себя германцами в качестве охраны, а при этом нуждался еще и в личном телохранителе внутри двойного кольца защитников… Так вот как все устроено на Капри: преторианцы охраняют остров, германцы – виллу, Геликон – Тиберия. Я оглядела помещение, мысленно вычитая преторианцев, которые пришли с нами, четырех охранников-германцев – по одному в каждом углу, прислуживающих господам рабов…

Помимо Тиберия и Геликона, в результате осталось всего двое заслуживающих внимания. Высокий человек в изысканной тоге сидел на ложе с прямой как доска спиной; из-под жидких седых волос виднелись большие, прижатые к черепу уши; узкие губы под острым носом сливались в плотную жесткую линию; кожа под светло-серыми глазами сложилась глубокими складками. От одного его вида меня прошиб холодный пот. Казалось, что даже воздух вокруг него пропитан злобой и коварством. Вряд ли он способен на добрые поступки.

С другой стороны от императора на мягком пышном ложе вольготно раскинулся мальчик примерно моих лет. На нем была пурпурная туника с золотой каймой по низу и серебряный венец на буйной шевелюре. Мне показалось, что на его лице играет презрительная усмешка, но потом, когда он в самом деле усмехнулся, я поняла: это его обычное выражение.

– Это он самый? – хмыкнул мальчик и отпил вина.

Тиберий неодобрительно оглянулся на него, причем одна бровь императора изогнулась так грозно, что мне стало не по себе – в отличие от юнца, которому, очевидно, все было нипочем.

– Он одет как простой селянин!

– Гемелл, – прошипел император, и его шипящий голос довел меня до полуобморочного состояния, – это твой кузен Гай и его сестры. Помни, кем тебе предстоит стать, и веди себя соответственно. Если же ты хочешь и дальше вести себя как варвар, то отправишься к варварам.

Гемелл… Внук императора, которого Тиберий якобы терпеть не мог и который тем не менее сидел по правую руку от него.

Я заметила, что Калигула распрямился и в один миг словно стал старше, выше и куда внушительнее, чем я привыкла его видеть. Разумеется, по сравнению с тем двенадцатилетнем мальчиком он в любом случае выглядел значительно более зрелым.