Это верно. Каждый раз, приезжая к Мораге, Джейми привозил с собой гостинцы. То ткань, то корзину с продуктами, то что-нибудь еще…

В этот раз у него была большая бутыль со спиртом. И юноша увлеченно принялся рассказывать о свойствах продукта.

Прошло не меньше часа, прежде чем травники вернулись к реальности.

— Мне пора уходить. Графиня ждет.

— Понимаю. Ты опиши ей ту девку, авось узнает…

— Да и я ее знаю. Только какая ей выгода — понять не могу…

Травница пожала плечами. Ее это тем более не касалось. Пусть господа сами со своими делами разбираются…

Джейми сразу направился к Лиле. И пяти минут им вполне хватило.

Неизвестная из замка часто покупала у Мораги траву.

— Раньше она покупала только дурман. А недавно — волчью травку.

— А дурман зачем?

— Я так понял, что подливала вам в еду.

Лиля нахмурилась. История, выдуманная ею для отца, стремительно становилась реальностью.

— Но зачем ей это понадобилось? Кто это?

— Морага не знает ее имени. Она знает, что эта женщина живет в замке… Она приходила ночью, в плаще… очень давно.

— То есть — кто угодно?

— Она молода. И ходила чуть ли не с момента вашего переезда сюда.

— Уже не Марта и не Тара. Кто-то из служанок? Мэри? Илона? Сара?

— Морага сказала, что у нее шрам на руке. Небольшой, между пальцами.

— Не поддельный?

— Нет. Она в этом разбирается.

— И женщина его не прятала?

— Прятала. Но у Мораги острое зрение.

Лиля кивнула. Посмотрела на Лейса, и тот сорвался с места.

А сама Лиля задумалась:

— Так просто?

Тарис приподнял брови:

— Разве просто? Травница могла не увидеть шрама, могла… да многое.

Лиля покачала головой. Но потом подумала, что преступники вообще-то не всегда светочи интеллекта. Что могла, девушка сделала. Закутывалась в плащ, приходила ночью… кто же мог предположить, что у Мораги такое острое зрение и она захочет поделиться информацией? Другая бы травница молчала или все отрицала, чтобы ее не притянули. Это Лиля понимала, что кузнец не виноват, если сделанным им ножом короля зарежут. А кто-то другой на ее месте?

Да и насколько ей известно — тут еще не развит институт киллерства.

Убивают, да. Но, когда любой может пойти и прикончить своего обидчика почти открыто… ну с оговорками, но все-таки, ассасины почти не требуются. Да и потребуются… кто бы их в Иртон завез? Чай не капуста, на грядке не вырастут.

И стоят дорого, и поди найди… и если уж серьезно… на прежнюю Лилиан Иртон и служанки хватило бы. Чай не супер-Маня.

Служанки были доставлены к графине через десять минут. Шрам на руке был у Сары.

Повинуясь жесту графини, Мэри и Илона вышли. Сара осталась в комнате. Она понимала, что игра окончена, явно. Но сдаваться не собиралась. Верхняя губа девушки приподнялась, зубы оскалились, она была похожа на крупную крысу. Лиля смотрела спокойно.

— Сама расскажешь, зачем меня травила, или помочь?

Сара зашипела:

— Жаль, не удалось! Хорошо хоть твоего пащенка убрала!

Лиля прикусила губу. Изобразила на лице страдание.

Выкидыш у Лилиан Иртон? Лиля переживала его постольку-поскольку. Да, реципиентке было плохо. Но то исходной Лилиан Иртон. А нынешней Лиле было не до страданий. Но показывать-то это нельзя. Она переживала потерю ребенка — так тому и быть.

Будем страдать! Красиво!

— Тарис, прошу вас… — И поднести к глазами кружевной платочек. А то заметят, что слез нету.

Тарис тут же воодушевился защищать слабую графиню и соколом ринулся на обидчицу.

После десяти минут криков, ругани, скандала и угроз, девчонку-таки раскололи, и Лиля только головой покачала.

М-да. Сама дура.

Накрыв семейство Грисмо, они как-то позабыли, что есть и еще одна голубятня. А она была. И птицы там были не только на мясо, нет. Они еще и летали…

Сара была племянницей Фреда Дарси, дочерью сестры. Отсюда и разные фамилии. А вот зачем ей понадобилось травить графиню…

Вирмане живой ногой метнулись в Буковицу за Фредом с семейством. А Сару продолжили трясти. Но она ничего не знала. Только то, что ей приказывал дядюшка.

Служить в замке? Хорошо, послужим. Почему бы и нет. Место престижное, тихое, удобное.

Подливать графине в пищу дурман? Да со всем нашим удовольствием. Дядя в семье глава, его слушать надо, а то еще огневается, замуж выдаст… Сара оценивала себя трезво. Ее любой муж прибьет на третий месяц после свадьбы.

Сначала это была просто работа. А потом Сара и сама невзлюбила графиню. За что?

А вот просто так!

За то, что она, гадина, на свет родилась. И графиней, а не посудомойкой. И может жрать, хрюкать и спать до полудня. А потом, когда Лиля начала наводить порядок, — еще добавилось. За все хорошее…

У Лили слов не осталось. Просто никаких. «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать?»[1]

М-да…

Девушка как с цепи сорвалась. В довершение всего оказалось, что Джес Иртон не оставил ее своим вниманием, пока гостил в замке. И даже имел неосторожность ляпнуть что-то вроде: «Моей бы жене такую попку, глазки, ушки…» — и подарить колечко.

Ну и все. Много ли надо взбалмошной дуре? Лиля тихо вздыхала про себя.

Принято считать, что преступники должны быть хитры и коварны. Увы. На одного профессора Мориарти приходится две тысячи идиотов, ухлопавших по пьянке соседа сковородкой.

Профессор — исключение. А вот такие Сары — они правило.

Они есть. И гадят.

Просто по злобе душевной. Сказал ей дядя, она и пошла. И ведь исправно старалась, сама у травницы и дурман, и яд брала, бегала, изводила графиню, счастлива была, когда та едва не подохла…

Лиля стискивала кулаки и молчала.

Она не будет ругаться. Она не отхлещет наглую тварь по щекам. И даже на Фреда кобеля не спустит.

О нет.

Личную и вскормленную ядом собаку Баскервилей мы прибережем для заказчика.

Какого? А вот того… Вы что, поверили, что старосте надо травить графиню? Э нет. Ее кто-то заказал. Вот мы и выясним кто.

Выяснения растянулись до поздней ночи.

И Сару, и Фреда, и все его семейство переместили в пыточную. И что с ними делали вирмане Лиля предпочла не знать. Один раз доказала, что может, второй раз лезть и смотреть на пытки уже не хотелось. Радости-то…