Доктор Фельс каждый день приезжал в Линдгоф, потому что Елена заболела. Последнее обстоятельство и было, вероятно, причиной того, что Елизавету не приглашали больше на урок и что, по словам лесничего, баронесса «избежала ссылки в Сибирь».

– Ведь господин фон Вальде вовсе не такой варвар, чтобы ухудшить здоровье больной сестры, лишая ее самого приятного для нее общества, – сказал лесничий. – Само собой разумеется, что с удалением баронессы прекратятся посещения ее сына.

В деревне все знали, что в замке свирепствуют страшнейшие бури, пока воздух не очистится. Первые три дня после приезда фон Вальде обедал один в своей комнате и отсылал обратно все бесчисленные записки, которые посылала ему баронесса, пока наконец болезнь Елены не заставила их встретиться у ее постели. С этого дня жизнь как будто вошла в свою колею, хотя слуги уверяли, что господа за столом не говорят ни слова. Гольфельд приезжал один раз, чтобы приветствовать хозяина, но, по слухам, уехал очень быстро и притом с чрезвычайно вытянутой физиономией.

В один пасмурный августовский день Елена фон Вальде попросила Елизавету прийти в замок. Войдя в комнату, девушка увидела, что Елена не одна – в кресле у окна сидел фон Вальде и, казалось, только что закончил какую-то речь. Его соседка, баронесса Лессен, наклонившись к нему, с любезной улыбкой слушала его слова, хотя они были обращены к Елене. Баронесса держала вязание, и вся эта картина носила довольно мирный характер. На кушетке лежала Елена, широкий капот окутывал всю ее тщедушную фигурку, русые волосы были запрятаны под утренний чепчик, розовые ленты которого еще больше оттеняли смертельную бледность ее лица. На пальце у нее сидел попугай, которого она время от времени ласкала и прижимала к щеке. «Ужасная» птица была теперь «милочкой» и могла кричать, сколько душе угодно. Значит, и тут состоялось примирение и царило полное спокойствие.

Елена сделала Елизавете при ее входе приветственный жест рукой, но от молодой девушки не укрылось, что она старалась подавить легкое смущение.

– Милый Рудольф, – проговорила она, взяв брата за руку, – вот та милая артистка, которой я обязана многими прекрасными часами. Фрейлен Фербер, которую ее дядя, да и все в окрестности зовут «златокудрой Эльзой», так увлекает всех своей игрой, что я хочу попросить ее заставить нас забыть сегодняшнее хмурое пасмурное небо. Вы видите, что я не могу составить вам компанию у рояля. Не будете ли вы так добры сыграть нам что-нибудь?

– С удовольствием, – ответила Елизавета, – но очень боюсь, потому что вы противопоставили мне две непобедимые силы: тучи на небе и похвалу моей игре, которую вы только что произнесли.

– Могу ли я теперь удалиться на часок? – спросила баронесса, складывая работу и вставая. – Я хочу немного прокатиться с Бэллой – бедняжка так долго не была на воздухе.

– Ну, кажется, она может дышать им сколько угодно, – для этого ей нужно только высунуть голову в окно, – сухо проговорил фон Вальде, стряхивая с сигареты пепел.

– Ох, Рудольф, тебе, возможно, неприятно, если я возьму лошадей? Я сейчас же останусь дома, если…

– Я совершенно не понимаю, чего ради мне удерживать тебя, катайся, пожалуйста, когда и сколько тебе угодно, – последовал равнодушный ответ.

Баронесса поджала губы и обратилась к Елене:

– Значит, решено: кофе будем пить у меня. Я недолго буду отсутствовать, так как идет дождь. Вернусь ровно через час и сама отведу тебя к себе.

– Это уже в течение многих лет составляет мою обязанность, – вступил в разговор фон Вальде, – и я надеюсь, что сестра не думает, будто я забыл о ней, пока меня не было.

– Конечно, нет, милый Рудольф, я буду благодарна, – оживленно воскликнула Елена, в то время как ее взгляд боязливо перебегал от одного к другому.

Баронесса между тем мужественно поборола свой гнев. Она с милой улыбкой протянула руку фон Вальде, поцеловала Елену и, проговорив «До свидания», выпорхнула из комнаты.

Во время этих переговоров Елизавета рассматривала черты лица фон Вальде, взгляд и голос которого на днях произвели на нее такое сильное впечатление. Его лицо выражало твердость, которую ничто не может сломить, во взгляде сквозили честность и решительность. Как спокойно светились его глаза, которые тогда метали такие искры! Их выражение становилось более ледяным, когда они останавливались на баронессе. Темная, чуть вьющаяся борода покрывала нижнюю часть лица фон Вальде, сообщая ему строгость и величавость.

Когда баронесса вышла из комнаты, Елизавета открыла рояль.

– Нет-нет, пожалуйста, без нот, – воскликнула Елена, заметив, что молодая пианистка ищет их. – Мы хотим послушать ваши собственные мысли. Пожалуйста, сыграйте что-нибудь экспромтом.

Елизавета без колебания села за рояль. Вскоре она и в самом деле забыла о внешнем мире. В ее душе зародился целый сонм звуков, который увлек ее далеко ввысь. Весь ее внутренний мир вылился в этих мелодиях.

Последние аккорды отзвучали. На ресницах Елены висели две крупные слезы, ее лицо побледнело еще больше. Она посмотрела на брата, но тот глядел в сад. Когда он наконец повернулся к ней лицом, то его черты имели такое же спокойное выражение, как обычно, только легкая краска покрывала их. Сигара выскользнула у него из рук и лежала на полу. Он ни слова не сказал Елизавете относительно ее игры, зато Елена, которой, видимо, было неприятно молчание брата, рассыпалась в похвалах, чтобы замять или хотя бы смягчить его холодность.

– Это было гениально! – воскликнула она. – В Б., наверное, не имели понятия о золотом источнике мелодий, таящихся в груди Эльзочки, иначе ее не отпустили бы к нам в тюрингенские леса.

– Вы до сих пор жили в Б.? – спросил фон Вальде, переводя взгляд на Елизавету.

Та увидела, что лед в его глазах растаял. Они светились каким-то особенным блеском. Она просто ответила:

– Да.

– Перенестись вдруг из прекрасного большого города в тихий лес на одинокой горе! Это неприятная перемена. Вы были, вероятно, в отчаянии от нее?

– Я сочла ее незаслуженным счастьем, – последовал спокойный ответ.

– Что? Удивительно! Я думаю, что никто не станет скрывать репейник, когда может иметь розу. Это общепринятый взгляд.

– Да, но очень односторонний.

– Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из ваших друзей разделял ваши вкусы… Но все-таки в ваших же интересах, предполагаю, что вам нелегко было расстаться с вашими друзьями.

– Даже очень легко, потому что у меня их не было.

– Не может быть! – воскликнула Елена. – У вас совершенно не было знакомых?

– Были, но только те, кто мне платил.

– Вы давали уроки?

– Да.

– Разве у вас никогда не было потребности иметь друга?

– Никогда, потому что у меня есть мать, – с глубоким чувством ответила Елизавета.

– Счастливая! – пробормотала Елена, опуская голову.