Позвонили Ольге Дмитриевне, объяснили ситуацию, она, такая милая, все понимающая, подсказала, как просто и ничем не рискуя можно все устроить. Реально помогла.

И все равно Саша переживала. Какая-то горечь присутствовала во всем, что она пила и ела. И кофе был слишком крепкий и горький, и лягушачьи лапки невкусные (она согласилась их заказать исключительно из желания продемонстрировать Игорю, что для нее поедание лягушек — обычное дело), даже луковый суп показался слишком жирным и таким горячим, что она обожгла себе язык. На самом деле все дело было в нервах. И, уже согласившись на поездку, она сразу же пожалела — понимала, что будет неспокойна. И в то же самое время ее грела мысль, что она сделала это, что оторвалась от будничной однообразности и преодолела психологический барьер зависимости от мужа. Муж — он просто муж, но никак не хозяин ее жизни. Да, они проживают вместе, она любит его, у них дочь, но все равно — каждый вправе сам распоряжаться своей жизнью и не зависеть так уж крепко друг от друга.

Не хотела она зависеть и от Игоря, даже если представить его мужем. А мысль такая была, Саша развлекалась собственными тайными фантазиями, проигрывая различные сцены возможной совместной с ним жизни. И как же глупо она выглядела бы, если бы Игорь обладал способностью читать ее мысли!

Она все ждала, что он хотя бы прикоснется к ней, положит свою руку на ее, сколько у него было таких возможностей! И в самолете, и в кафе, и в ресторане! Он мог бы приобнять ее за талию или за плечи, просто так, по-дружески. Но не сделал этого. А ей хотелось, и от этого она испытывала страшную неловкость и стыд. Она замужем, у нее есть Валера, откуда вдруг такие желания? Она знает Игоря всего-то пару дней!

День был теплый, солнечный, они шли по улочкам Монмартра, Саша разглядывала маленькие уютные уличные кафешки под цветными навесами, старинные особняки, представляя себе тех счастливчиков, кто там проживает, начала подумывать даже о том, что если она будет много работать, то заработает денег и купит себе здесь хотя бы маленькую мансарду или комнату. Чтобы в любое время можно было приехать сюда, пройтись вот по этим улицам, выпить крепкого кофе, уже не чувствуя при этом горечи совершаемого преступления.

Вот как? Все-таки она совершила преступление, согласившись на эту поездку? Преступление — то есть она преступила ту грань, что отделяет ее жизнь жены и домохозяйки от жизни свободной, раскрепощенной женщины, художницы, человека, наконец. Да уж, это тебе не на самокате прокатиться!

Вернувшись в Москву, Игорь сразу же повез ее к своей матери. Она переступила порог ее квартиры почти в восемь вечера. Ничего криминального — не так уж и поздно. Тем более что она была уже почти дома. Во всяком случае, с дочкой и у няни (если это определение можно применить к Ольге Дмитриевне). Ольга Дмитриевна вернула ей телефон, который благополучно пролежал в выключенном виде в ящике ее письменного стола, и когда Саша с бьющимся сердцем включила его и увидела миллион пропущенных звонков мужа, ей стало совсем уж грустно.

— Сашенька, успокойтесь, вы не совершили ничего дурного! Просто выпили чашку кофе в Париже! Мой сын может себе позволить сделать такой вот подарок, так почему бы этим не воспользоваться? — Ольга Дмитриевна в порыве нежных чувств обняла Сашу. — Жизнь, она не ограничивается какими-то простыми и обыденными вещами. Перед нами — весь мир! И если предоставляется возможность переместиться в пространстве, да еще и получить от этого удовольствие, почувствовать свободу, наконец, так почему бы просто не порадоваться и не почувствовать себя счастливой?

Пока они разговаривали на кухне, Игорь с детьми и сестрой Леной, болезненного вида девушкой, матерью Дани, расположившись на ковре в детской, строил замок из больших цветных кубиков. Саша, еще пока не совсем разобравшаяся в отношениях между членами этой семьи, внимательно наблюдала за всем, что происходит вокруг нее, и пока что понимала только одно: в этой семье царит любовь. Мать, Ольга Дмитриевна, заботилась и опекала двух своих взрослых детей, особенно нежна была с Леной, которая вообще была больше похожа на девочку, чем на молодую мамочку. И хотя она на самом деле выглядела болезненной и слабой, инвалидом уж точно не была. Если бы не оброненная Игорем фраза в самом начале их общения «Она часто болеет, вот мы и переживаем», то, возможно, Саша и не восприняла бы бледность и худобу Лены как проявление болезни. Она быстро перемещалась по комнатам, была энергична, весела, улыбчива. С братом она часто и много шутила, как и он с ней. В семье не чувствовалось напряжения, не проступало признаков каких-то конфликтов, которые хотели бы скрыть от глаз постороннего человека. Все были открыты, добры, веселы.

Но все равно это была чужая семья, и хотя Саше приятно было там находиться, пора было уже возвращаться домой, в свою семью, в свой мир, который, межу прочим, создала она сама. И если ей там бывало некомфортно, то винить в этом она должна была только себя.

— Мне пора…

Саша не знала, принято ли здесь обниматься, но Ольга Дмитриевна сама к ней подошла и обняла, поцеловала в макушку:

— И тебе спасибо, что порадовала моего сына. Игорь много работает, совершенно не умеет отдыхать. К тому же ты знаешь, он не женат и очень одинокий человек, думаю, что и девушки-то у него нет, потому что все его время расписано буквально по минутам. Поэтому я так рада, что ты украсила его единственный выходной, помогла ему расслабиться.

— Это ему спасибо… Удивительная была поездка. Где там Маша? Нам пора собираться.

— Пусть останется здесь. Уже поздно. Завтра заберешь.

— Но я не могу так. Валера ждет.

— Ну хорошо. Пойдем, я помогу ее собрать.

Она уже направилась с Машенькой на руках к выходу, как услышала:

— Не спеши, Саша, я тебе сейчас вызову такси.

— Ой, нет, Ольга Дмитриевна, я сама доберусь.

И в это время в дверях гостиной показался Игорь.

— Какое еще такси? Я отвезу вас, Саша.

Она разволновалась, не знала, какое выражение придать лицу, чтобы не выдать своей радости. Нет, она не была влюблена в него, но отчего-то рядом с ним ей становилось не по себе.

Когда она села, прижав малышку к себе, в его машину и золотые огни уличных фонарей заскользили по ее лицу, когда пришел в движение механизм возврата в ее прежнюю жизнь, ей отчего-то захотелось плакать. Снова эта квартира, эта кухня, эти запахи, унылый пейзаж за окном, недовольное лицо мужа… Она не знала, как объяснить это свое состояние, при котором ей не хотелось возвращаться в реальность. Зачем они так рано вернулись из Парижа? Почему он не позвал ее в какой-нибудь музей или… отель?

Нет-нет, она не влюбилась в него. Просто ей хотелось новых ощущений, впечатлений, наслаждений.

— Какая у вас спокойная дочка, — услышала она, повернула голову, увидела профиль Игоря и едва сдержалась, чтобы не положить свою руку на его руку на руле. Ей так захотелось его прикосновений, что она едва не застонала. Она не понимала, что с ней происходит. Ей даже дышать было трудно, а в горле застряли слова: не торопись, подожди, не так быстро… Они мчались по сверкающей Москве, а ей хотелось, чтобы они остановились где-нибудь в тихом безлюдном дворе, чтобы он заглушил мотор, резко развернул ее к себе и поцеловал. И это несмотря на то, что на руках ее дремала маленькая Маша!