как бы невзначай поинтересовался Глеб.

– А что, видно? – Лис смутился.

– Ага, – кивнул Глеб. – Ты с неё глаз не сводишь.

Лис помешал соломинкой мохито и сделал глоток, Глеб его не торопил.

– Как думаешь, шансы есть? – спросил Лис.

Глеб пожал плечам: откуда ему знать, он же не девушка. Джейн милая, но обычная: пухленькая, волосы светлые, собраны в хвост. И добрая, даже чересчур. С таким мягким характером ей трудно поэтов разбирать.

Вот Скарлетт другая. Более насмешливая и самоуверенная. Волосы медные, вьются проволокой. А сама мелкая, метр с кепкой, и худая. Когда стихи анализирует, в выражениях не стесняется. Вечно с Глебом спорит до посинения, несколько раз ругались в пух и перья. Из неё получится настоящий критик.

Джейн и Скарлетт работают в паре: пишут критические статьи. Читать их всегда интересно. Скарлетт язвительная, Джейн – оправдывающая. В результате выходит то что нужно. Их уже публиковали в толстом литературном журнале, куда большинству начинающих вход воспрещён.

В кафе появились подружки. Скарлетт эффектно опустила перед Глебом журнал и произнесла:

– Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать[8].

И веером разложила перед поэтом несколько купюр.

– Что это? – удивился тот.

– Твой гонорар, великий Чёрный Поэт, – нарочито смиренным голосом произнесла Скарлетт. – Джейн твои шедевры пристроила.

Он вопросительно посмотрел на приятельницу.

– Это мама, – смутилась та.

Про её родительницу знали мало. Вроде она имела отношение к изданию книг, но подробности Джейн скрывала – стеснялась. Зато старалась помочь друзьям.

Глеб пролистал журнал. Вот, прямо в середине его стихи. Только…

– Их отредактировали, – виновато улыбнулась Джейн.

Понятно. Вместо рваного слога – гладко прилизанный. Ритм выверен, рифмы почищены. Но всё равно приятно.

Их учили в школе, что основная работа над произведением начинается после его написания, только руки вечно не доходят. Глеб набрал номер телефона мамы, та ответила не сразу.

– Привет, ма, – нарочито небрежно начал он, – у меня тут стихи вышли… А-а, ты в поликлинику едешь? Некогда? Ага, потом поговорим.

Он постарался скрыть разочарование от друзей, вроде удалось.

Лис делано вздохнул:

– Снова меня обошла удача. Как жить?

Все рассмеялись. Лис не любил стихи. Парадокс: парень родился с крыльями и совершенно равнодушен к поэзии. Но деваться некуда: обязан до конца жизни кропать лирику. Выбора нет: или пишешь, или расстаёшься с крыльями. А Лис считал, что белоснежное оперение – он так и не перекрасил крылья – добавляет ему плюсов при общении с девушками. В общем, мучился. Преподаватели морщились, но к рифме и ритму придраться не могли – здесь всё было как надо. А вот за отсутствие образности, эмоций и поэтичности парню доставалось, но Лис совсем не переживал.

Глеб пересчитал деньги – вполне прилично. Хватит на хороший подарок. Он убрал купюры в карман, Скарлетт прокомментировала:

– И что богатенький Буратино собирается делать с несметными сокровищами?

Глеб пожал плечами: не хотелось распространяться, но его выдал Лис. Брякнул, не подумав:

– Так у Авроры скоро днюха. Думаю, на неё.

– А-а-а, ясненько, – без эмоций ответила Скарлетт.

Она терпеть не могла Аврору Сияющую.

Аврора преподавала в школе верлибр и когда-то была музой умершего Мастера. Говорили, что она тоже подавала надежды, но со смертью возлюбленного из-под её пера не вышло ни одного стиха. Скарлетт была другого мнения.

– Да она бездарность, – частенько убеждала она друзей, – за неё Мастер и сочинял. Тоже мне, муза! Это другим словом называется.

Глеб в такие моменты отмалчивался.

В их класс Аврора Сияющая пришла в начале учебного года. Глеб принял её за новенькую и ошибся: она оказалась преподавательницей.

– Ей уже под тридцатник, – насмешливо щурилась Скарлетт. – Наш Поэт втрескался в старуху.

Глеб всё понимал, страдал, но ничего с собой поделать не мог. Высокая, стройная («Кожа до кости», – ехидничала Скарлетт), Аврора казалась Глебу идеальной музой. Одни её глаза чего стоили: огромные и беззащитные. Глеб мечтал доказать ей, что способен защитить ото всего. Жаль, что Дон Кихот сейчас не в тренде. Глебу иногда хотелось отправиться на подвиги во имя любимой и даже сразить парочку ветряных мельниц.

А вот стихи в её честь не писались. Глеб пытался, но ничего путного не выходило. У Авроры были прелестные зубки: белые и ровные. Глеб часто сравнивал их с жемчугом. Но не напишешь же такую пошлость? Избито до невозможности. А искать другое сравнение глупо, получается вымученно. Скарлетт часто докапывалась:

– Что ты в ней нашёл? Она же на куклу Барби похожа.

Глеб не находил слов. А может, Скарлетт права и он любит не Аврору, а те чувства, которые она в нём вызывает?

А мама так и не перезвонила…

Глава 17. Переводные экзамены

Перед переводными экзаменами их огорошили: председателем комиссии назначен человек со стороны. Глебу было глубоко всё равно, но школа стояла на ушах. Особенно преподаватели с факультета критики. Скарлетт раздобыла информацию о новоприбывшем и с гневом вещала:

– Да он ноль без палочки! Даже издаётся за свой счёт.

Глеб отмахнулся: и с талантливыми поэтами такое случается, это не показатель. Мало кому везёт на меценатов и прижизненное признание.

– Да ты послушай! – Скарлетт закатила глаза и продекламировала:

Люблю зимой я в банеВаляться на диване.Ведь очень жарко в доме,Где крыша из соломы.

Лис не выдержал и расхохотался в голос.

– Что это за бред? – Глеб удивился.

– Да у него все стихи такие, вчера в интернете лазила, искала, что это за чудо к нам направили.

– Ну, может, он в чужих хорошо разбирается? – предположила великодушная Джейн.

– Как я, – подхватил Лис.

– Кстати, – Скарлетт прищурилась, – я тут читала стихи, которые ты Джейн посвятил. И… – она выдержала паузу, – это очень хорошо. Мне нравится.

Глеб почувствовал досаду: почему друг ему ничего не сказал? Не доверяет?

– Извини, – Лис повернулся к Глебу, – но я не знал, как ты воспримешь. А это слишком…

Глеб понял: все привыкли, что Лис пишет так себе. И видимо, когда тот написал что-то стоящее, просто побоялся, что друг не оценит.

– Забили, – ответил он. – Когда решишься, тогда покажешь.

– Могу сейчас, – неожиданно предложил тот.

Глеб пожал плечами: почему-то эта ситуация его задевала.

– Давай.

Лис откашлялся, откинул волосы назад, входя в образ, и неожиданно выдал:

По капле хладнокровияТвой отмеряет взгляд.Любовь сильнее морфия,Поэты говорят.А ночью всё инаково:Толкаешь парапет.В романе у БулгаковаФинал ещё не спет.

Стихи были стоящие. Глеб ощутил что-то похожее на зависть. Почему это не он написал? Как этот рохля умудрился сочинить такое? Никто от Лиса не ждал ничего подобного. Вот что значит правильно выбрать себе музу. Ай да Джейн! По ней и не скажешь, что она способна вызвать такие чувства. А Лис продолжал:

Нагую, между высямиТебя несёт метла.И главы, где мы вписаны,Не выгорят дотла![9]

Лис закончил и уставился на Глеба, а тот мялся.

– Нормально, – наконец выдавил он из себя. – Скарлетт права, стихи хорошие.

Лис кивнул, но было понятно, что он надеялся на большее. Глебу стало неловко, а потом он отмахнулся от переживаний: это у Лиса случайно вышло. Пусть ещё докажет, что он лучший поэт.

– А у тебя