Охота еще была.

В ответ на мой умоляющий взгляд Йарра кивнул:

— Развлекайся. — И чуть придержал коня.

А я возглавила загонщиков, пустив Ворону вскачь впервые за год, и отпустила поводья, только когда не менее довольная, чем я, кобыла выбилась из сил. Тогда же я позволила псам взять след — до этого они, гонимые флером, просто бежали по лесным тропам. Помню обалдевшего лося в кустах — свора лишь облаяла его и понеслась дальше.

— Беги, сохатый! У тебя сегодня счастливый день!

— …Накаталась? — спросил граф, когда догнал меня. — Шапка где?

— Ой… Потеряла, кажется, — спохватилась я.

— Ой, — передразнил граф и натянул мне на нос капюшон плаща.

Йарра даже пощечину мне простил.

Тем вечером мы были на стрельбище, и Его Сиятельство, якобы рассказывая что-то серьезное и, несомненно, важное, шептал мне на ухо такое!.. Такое!.. У меня даже кончики волос покраснели. Я едва дождалась, пока капитаны десяток отвернутся, давая отмашку следующим арбалетчикам, и, вырвавшись, со всех ног бросилась в конюшню. Граф догнал меня почти сразу, схватил за плечо, развернул, и…

— Ты в своем уме? — ровно спросил он.

На его щеке алел отпечаток моей ладони.

— А вы! Вы!.. — задыхаясь от страха и возмущения, выкрикнула я. — Вы думаете, какие гадости говорите?

— Гадости? Когда я их делаю, а не говорю, тебя все устраивает!

— А вот и нет! — сообразив, что если не получила оплеуху сразу, то мне уже ничего не грозит, я осмелела.

— Нет, значит? — В глазах у Йарры зажглись шальные огоньки. — Как говорят в Рау, вызов принят… — Граф схватил меня за локоть и втолкнул в стойло к своему жеребцу.

— Нас же увидят!..

— Кричи громче, тогда и увидят, и услышат…

— …Ваше Сиятельство, я не могу, он смотрит!

— Стрига, похабник копытный, отвернись!..

А еще была Айрин, дочь одного из баронетов на службе Йарры. Эта тринадцатилетняя девочка-девушка появилась на званом вечере с жутким гримом на лице, укрытом плотной вуалью. На нее косились, ей в спину неслись шепотки — о, как хорошо я помню эти приглушенные голоса, отравлявшие мне детство! — а я все пыталась понять, какой сумасшедший решил испортить ее еще детскую кожу белилами и пудрой. И только в дамской комнате я поняла, что грим и вуаль были призваны скрыть жуткие синяки.

— Простите, я не знала, что вы здесь, — прошептала девушка, спешно опуская на лицо кисею, но я уже увидела разбитые губы и заплывшие глаза.

— Красиво, — сказала я, перекрыв выход. — Кто это тебя так?

— Отец.

— За что?!

— Я сама виновата… Простите, госпожа, я не хочу заставлять отца волноваться, мне нужно…

— Тебе нужно грим поправить. Сядь.

По лицу меня не били никогда. Само собой, в детстве Тим меня порол, и не раз — но за дело, и оплеухи я получала, одну так даже заслуженно. Но чтоб вот так, по лицу, превращая его в уродливую маску…

Айрин была влюблена в двадцатилетнего юношу, соседа, служившего помощником капитана на флоте, а отец желал выдать ее не за нищего мальчишку, а за богатого рыцаря. Девушка посмела спорить.

— Ваше Сиятельство, вы можете вмешиваться в семейные дела вассалов? — не вытерпела я, когда мы возвращались домой.

— Могу. — Йарра сразу понял, к чему я веду. — Но не буду.

— Почему? Вы же видели, что баронет Шойс сделал с дочерью! Он же мог ее убить!

— И был бы в своем праве, — пожал плечами граф. — Это его дочь.

— А вы его господин! Ваше Сиятельство! — Я подтолкнула Ворону коленями, перегораживая дорогу.

Йарра придержал зло всхрапнувшего Стригу:

— Что ты от меня хочешь, Лира?

Речь я заготовила еще в гостях. И даже отрепетировала.

— Разрешите Айрин выйти замуж за ее капитана! Да, Дэройс пока помощник, но представьте, какой стимул он получит, если обязательным условием свадьбы будет его офицерская должность!.. И девушка как раз успеет подрасти, ей же всего тринадцать! Как можно отдать ее… — Я чуть не ляпнула «тридцатилетнему старику». — Как можно отдать ее тому пивному бочонку?

— Ты предлагаешь мне поссориться с двумя вассалами? — сверкнул глазами Йарра.

— Зато вы получите по гроб жизни обязанного вам офицера!.. Ну Ваше Сиятельство! — взмолилась я, вцепившись в его руку. — Ну пожалуйста! Вам же ничего не стоит! Я прошу вас… — еле слышно добавила я, понимая, что хватать графа за рукава все-таки не следовало. И дорогу перекрывать, пожалуй, тоже. — Простите…

— Да брыг с тобой! — Граф вдруг сморщился, будто у него разом заболели все зубы. — Будет ей свадьба! Завтра поговорю с Шойсом.

— А сейчас ты думаешь, в чем причина его симпатии — ты сама или флер, — проницательно прищурился Тимар. — Не будь дурой, Лира. Флер — это часть тебя, не противопоставляй себя ему, лучше использовать научись… И да, можешь не благодарить! Заранее не за что!

Терпеть не могу, когда озвучивают мои мысли еще до того, как я их в голове сформулировала. Как он это делает?!

— Я просто слишком хорошо тебя знаю, — самодовольно усмехнулся Тим.

— Р-р-р-р!

Постукивая пальцами по подлокотнику кресла, Раду внимательно прислушивался к разговору брата и сестры.

— Я просто слишком хорошо тебя знаю, — брызнул искрами амулет связи.

— Р-р-р-р!

Смех, шаги, хлопнувшая дверь. Шелест бумаг и усталый голос Тимара:

— Это подло, Ваше Сиятельство. Вы играете ее чувствами, как…

— Подло — это флер, Орейо, — оскалился Йарра. — Не переживай, я буду хорошо с ней обращаться.

— Но если она к вам привяжется? — тихо спросил Тим.

— Значит, будет лучше исполнять приказы.

В День Поворота повалил снег. Крупный, хлопьями размером с голубиное яйцо, он в течение пары часов засыпал двор чуть ли не по колено. Помню, я стояла у парапета на западной террасе, грела ладони о высокий стакан с горячим глинтвейном, а снежинки все сыпались, сыпались, сыпались… Цеплялись за ресницы, наметали островерхие сугробы на макушке и плечах, щекотали нос. Пахло свежестью, хвоей, еловой смолой и имбирными пряниками. И еще чем-то таким вкусным и очень-очень холодным, как замороженные сливки с ванилью.

Граф разрешил устроить праздник, мне даже уговаривать не пришлось. Хмыкнул, кивнул, оставил денег. Я попробовала заикнуться, что у меня есть — пять ежемесячных золотых тратить было просто некуда, но Йарра велел не болтать глупостей. Я и не стала, приготовила подарки всем живущим в замке: гарнизону и свободным слугам — премии, островитянкам — теплые шали, старому служителю Светлых — новую мантию, а солдатской детворе — сладости и медяки. Но если с премиями все прошло отлично, то с одеждой и конфетами случился затык. Не привыкла я чувствовать себя благодетельницей.