Рене почувствовал сильное головокружение, ноги подкосились, и более не в силах держать себя в руках и противостоять превратностям судьбы, он упал на каменный пол и потерял сознание.

* * *

– Я жду тебя! – воскликнул мужчина, облачённый во всё чёрное, блистая ослепительной улыбкой. Рене уверенно направился к нему. – Вот мы и встретились снова. Помнишь, мои слова, пять лет тому назад? Я сказал, что ты – между Богом и Дьяволом и, что сослужишь ещё мне службу, время придёт. И вот твой час настал!

Рене чувствовал странную лёгкость во всём теле.

– Где я? В Аду?

Незнакомец засмеялся.

– Ну что ты! Разве – это Ад? А как ты его себе представляешь? Наверное, в нём полно чертей, которые жарят грешников на сковородках?! Можешь ничего не говорить, я знаю, именно так вы представляете Ад.

– Возможно… – уклончиво ответил Рене.

– А что ты скажешь, если я приглашу тебя в гости?

Рене растерялся.

– Куда? В Ад?

– Да. Поверь, ты ничем не рискуешь. Зато потом сам сделаешь выбор: кому вручить свою душу. Ну, так что? Ты согласен?

Рене колебался.

– А я увижу там маркизу де Монтей?

– О! Понимаю… Конечно, увидишь. Спрашивай всё, что захочешь – я отвечу на любые вопросы, по крайней мере, постараюсь. Наверняка, ты хочешь знать, как выглядит маркиза? – ведь её тело сожгли на костре.

– Да…

– Люди думают, что в Аду пребывают одни грешники, их тела растерзаны и издают чудовищное зловоние. В раю же, напротив, – все молоды и красивы. Хочу разочаровать тебя, твоя мать – не обезображенный скелет с гнилыми кусками мяса, она прекрасна, как и при жизни. Ты готов следовать за мной?

– Да, если я смогу вернуться и обо всём подумать.

– Безусловно, выбор за тобой.

Некий чёрный вихрь подхватил Рене и понёс в своём чреве. Когда же де Шаперон прибыл на место, именуемое Адом, то был крайне разочарован. Действительно, чертей с вилами и грешников на сковородках он не увидел.

Перед ним разверзся город, чем-то схожий с Венецией. Рене там никогда не был, но знал, что по сему городу перемещаются посредством гондол, так как улицы заменяют многочисленные водные каналы.

– Прошу, – сказал незнакомец и к берегу, где они стояли, причалила гондола, отливающая блестящим чёрным лаком.

Рене спустился в гондолу и расположился на многочисленных красных подушках из бархата, разбросанных на полу. Незнакомец также присоединился к нему.

– Кстати, мой дорогой, настало время познакомиться поближе. Я – Асмодей, слуга Люцифера. Про тебя же мне всё известно…

Рене невольно взглянул на воду, ему показалось странным, что она неподвижна, несмотря на то, что по ней движется гондола, и цвет у неё скорее красный, чем привычный серо-голубой.

– О! Это – не вода, поверь мне на слово, – сказал предупредительный Асмодей.

– А что?

– Долго объяснять…

Гондола причалила к пристани, расположенной около живописного дворца. Его украшали различного рода лепные украшения, изображающие неких мифических животных. Рене узнал горгулий, драконов, волков с огромными клыками… Ему стало не по себе.

Пройдя через небольшой сад, выполненный искусной рукой скульптора полностью из камня, этот материал имитировал всё: и деревья, и птиц, и цветы; мужчины проследовали прямо во дворец.

Рене обдало холодом, нечто подобное он уже испытывал при появлении незнакомой женщины у себя в келье.

– Сейчас ты увидишь её…

Рене сел в кресло, сгорая от нетерпения. Пока маркиза не появилась, он рассматривал интерьер зала, который был безупречным.

Послышался шелест платья. Рене вскочил, желая как можно скорее взглянуть на маркизу. Перед ним стояла невысокая женщина, но отлично сложенная, её тонкая талия, нежная кожа, длинные утончённые пальцы рук и, наконец, её лицо, которое он уже видел, с тем лишь отличием, что губы были ярко-алого цвета, – показались ему великолепным творением… Правда кого именно?

– Рене, мальчик мой, – маркиза поклонилась. Де Шаперон ответил тем же. – Я знаю, что ты прочёл отчёт о регламентированных пытках, которым меня подвергли двадцать лет назад.

– Да. Это правда, что Франциск – мой отец?

– Абсолютная, как та, что мы сейчас – в Аду, – подтвердила маркиза. – Что ты почувствовал, читая сей документ?

– Не знаю, вероятно: смятение, обман, который окружал меня всю жизнь, горечь утраты, несправедливость, свершённую по отношению к вам.

– А ведь всё могло быть иначе. Король и настоятель Денгон лишили меня жизни, возможности воспитывать тебя, быть заботливой матерью… Палача я почти не виню, он лишь – орудие в их руках.

– Да, Гийом был мне отцом все эти годы.

– Хороший отец, приобщающий сына к своему ремеслу с малолетства! – вставил Асмодей, не удержавшись.

– Мне нужна твоя помощь, Рене. О! Я никогда бы не назвала тебя эти именем. Позволь называть тебя: Раймонд. Так зовут моего отца, твоего деда. Кстати, он ещё жив и очень богат. Я была единственной дочерью, и теперь, если ты поможешь мне, маркиз Раймонд де Монтей признает тебя своим внуком. До конца дней ты ни в чём не будешь нуждаться.

– Что от меня требуется?

Маркиза мило улыбнулась.

– О, сущая безделица! Она ровным счётом ничего не будет тебе стоить. Я обрету живое тело, и ты проводишь меня до Орлеана, где меня уже ожидает эскорт, дабы препроводить в Париж.

Рене насторожился.

– Тело… Чьё же оно?

– Неужели тебе интересно? – наигранно удивилась маркиза.

– Конечно. А вдруг я знаю сию даму, должен же я представлять ваш будущий облик! – произнёс Рене, как можно искренней и убедительней.

– Ну, хорошо, – это юная графиня Элеонора де Олорон Монферрада. Она следовала в Орлеан, дабы встретиться с маркизом де Турней.

– Ваш сын слышал о юной прелестнице, вернее о её таинственном исчезновении, – снова заметил Асмодей.

Маркиза улыбнулась, – у неё была очаровательная улыбка и ровные ослепительно-белые зубы, – поэтому она так часто это делала.

– Я завладею её телом и попаду в Париж, в Лувр. И отомщу Франциску! А затем всем его любовницам, особенно графини Шатобриан!

Прекрасное лицо маркизы исказилось гневом, на мгновение Рене показалось, что с него спала маска и… вместо прекрасной внешности показалось нечто страшное и безобразное, приводящее живого человека в трепет.

Рене оцепенел, но быстро взял себя в руки.

– Матушка, – это слово из уст де Шаперона прозвучало неестественно, – а куда же денется душа Элеоноры?

– О, не беспокойся, мой дорогой. О ней позаботятся… – уклончиво ответила маркиза.