Самое интересное, что малышня и в самом деле делала у Олега грандиозные успехи, некоторые за этот учебный год изменились просто до неузнаваемости, превратились из робких, ссутуленных, плаксивых и медлительных маленьких старичков в “нормальных”, по выражению Олега, детей – раскованных, шустрых, весёлых и ловких.

Олег не стал спрашивать, что привело меня сюда в неурочный час. Он приветливо кивнул мне: “Здорово, Максимка. Я минут через пятнадцать освобожусь, подождёшь?”

Потом он стал разговаривать с родителями и бабушками, озабоченными тем, достаточно ли быстро развивается их ребёнок, не отстаёт ли от других, большие ли у него перспективы для занятий и не лучше ли было бы отдать его в другую секцию, где есть соревнования, жёсткая дисциплина и т. д.

Мне было обидно за Олега, обидно из‑за того, что некоторые чуть ли не прямым текстом говорили, что хотели бы для своего малыша тренера получше, чем Олег (как будто такое вообще возможно!). Дисциплины им, видите ли, жёсткой подавай. Такой, чтобы дети по струнке ходили и даже пикнуть не смели, не то, что “баловаться”. А у Олега даже на наших тренировках редко бывает тихо, а на малышовых – вообще то и дело раздаётся восторженный визг. Малыши чувствуют себя счастливыми у него на тренировках, а когда человек, тем более в таком возрасте, счастлив, ему трудно вести себя тихо, “ходить по струнке” и “не баловаться”.

Олег терпеливо объяснял родителям, что “баловство” детей – это на самом деле чаще всего игра, самое естественное для ребёнка состояние, в котором он лучше всего развивается, учится всему, что ему нужно будет в жизни. Учится прежде всего тому, чтобы воспринимать неизбежные в жизни трудности и проблемы не как повод для уныния, а как причину для радости, как предвкушение азартной игры. Что без игры ребёнок вообще не может нормально жить, что лишить его игры означает лишить детства, сделать несчастным и ущербным, фактически – инвалидом, и он останется таким и в будущем, в предстоящей взрослой жизни.

Родители внимательно слушали, но видно было, что далеко не все были согласны с Олегом. Некоторым хотелось всё‑таки, чтобы с их малышом обращались “пожёстче”, приучали к строгой дисциплине, которая им казалась куда важнее в жизни, чем умение радоваться этой жизни вместе с её трудностями.

И ведь некоторые и впрямь заберут своего пацана от нашего Олега и отдадут к какому‑нибудь тренеру–недоумку, который будет ребёнка просто ломать, превращать из доброго и весёлого непоседы в затюканного, угрюмого и озлобленного зверька. А недоумки–родители будут ещё и довольны переменами, происходящими с сыном, дескать, собраннее стал, дисциплинированнее, понял наконец, что в жизни не радоваться надо, а напрягаться, бороться за место “под солнцем”, иначе останешься неудачником. Как прошлый твой тренер, у которого дети на головах ходят и совершенно его не боятся…

Мне было обидно за Олега и хотелось вмешаться. Я сдержался, конечно. Представил, как бы глупо это выглядело, если бы пацан, которому ещё и пятнадцати не исполнилось, начал настырно объяснять взрослым людям, что лучше для их детей. Я стоял, молча переживал за Олега и…

И совершенно забыл при этом о собственных неприятностях!

Наконец последняя назойливая мамаша закончила мучить Олега своими совершенно идиотскими на мой взгляд вопросами. Олег вежливо проводил её до дверей (мне показалось, что у него было при этом явное желание немного придать ей ускорение коленом, но он сдержался, конечно), и мы остались в клубе одни.

И тут я опять вспомнил о том, какая проблема ждёт меня самого впереди. Но прежнее подавленное настроение возвращаться не спешило. Слушая разговор Олега с родителями, я настолько проникся идеей решать жизненные проблемы так же, как их решает ребёнок, увлечённый интересной игрой, что и “проблема Тайсона” казалась мне уже не такой страшной…

— Ну что, Макс, поздравляю, поздравляю! Наслышан о твоём сегодняшнем подвиге! Суров ты, сударь, однако! Но справедлив. Кто бы подумать мог! Таким тихоней прикидывался! А тут взял – и фэйсом об тэйбл! То есть об унитаз. А ещё интеллигент! Или ты его интеллигентно мордой об унитаз приложил?

Я хотел обидеться на Олега, но неожиданно для себя рассмеялся. Всё‑таки молодец он! Нет другого такого человека, кто бы умел так поднимать настроение. Не знаю, что там будет завтра, но сейчас мне стало рядом с ним легко и просто. Хорошо стало, даже не верилось, что полчаса назад места себе не мог найти. Интересно, откуда всё‑таки узнал он о моём “подвиге”? Неужели Сашка всё‑таки прибегал к нему?

— Ну, как ты чувствуешь‑то себя после всего этого? – уже более серьёзно спросил Олег.

— Отлично, Олег Иванович!

— Но это ведь была только первая часть “марлезонского балета”. Как насчёт второй части? В которой балетмейстером захочет быть некий “Тайсон”? Не боишься?

— Нет. Уже нет. Пузырь этот “Тайсон” супротив меня, мыльный пузырь. И завтра я его “лопну”, – уверенно ответил я, удивляясь собственной наглости.

— Уверен, что сможешь? – Олег продолжал глядеть на меня с лёгкой усмешкой, но в уголках глаз у него застыла тревога. Я умел чувствовать его тревогу, как бы Олег не прятал своё внутреннее напряжение за нарочитой беззаботностью и насмешливым тоном, – А то может давай – я вмешаюсь? Побеседую с этим ухарем, вдумчиво и душевно, так, что он тебя десятой дорогой обходить будет. Хватит, может, тебе одному геройствовать?

— Нет, Олег Иванович, это моя добыча, – твёрдо ответил я, продолжая изо всех сил поддерживать заданный Олегом полушутливый тон.

— Ну что ж, твоя, так твоя, – с явным сожалением сказал Олег. – Вообще‑то, Максимка, если честно, “лопнуть” пузырь по имени Тайсон действительно лучше тебе самому. Для тебя лучше. А может быть – и для него… И ты это действительно можешь сделать. Честное слово, можешь… Ладно, заходи на татами, покажешь сейчас мне, как свою “добычу” брать будешь.

— Я кимоно не взял вообще‑то – немного растерялся я.

— Да вижу я, что ты без фрака. А ещё на балет собираешься! Тоже мне, интеллигент… Ладно, заходи. Это не балет ещё, а так, репетиция. Так. Ну, с чего мы начнём? С разминки? Нет, не надо, перед тем “балетом” размяться у тебя возможности не будет. Так вот, Макс, слушай внимательно. Я видел “Тайсона” на ринге и откровенно тебе скажу – это крепкий орешек. По сравнению с ним этот Бурый – так, нахальный щенок. Другое дело, что и Тайсон по сравнению с тобой – тоже щенок. Но сколько бы я тебе это не говорил, ты в это не сможешь поверить. Не перебивай, говорю – не сможешь, значит – не сможешь. Чтобы ты в это действительно поверил, нужно, чтобы ты сумел не сломаться завтра перед ним, в первую очередь – психологически не сломаться, ещё до боя.

— Не сломаюсь, Олег Иванович, – тихо сказал я. Твёрдо сказал и зло, с какой‑то незнакомой самому себе злобой. Я почему‑то точно знал сейчас, что действительно не сломаюсь, знал, что действительно “сделаю” завтра Тайсона, не знаю как, но сделаю.

— Верю, малыш. Но это будет нелегко. Тайсон наверняка будет тебя ломать, а он это умеет делать. Будь готов. Он наверняка почувствовал уже неладное для себя. И он будет ломать тебя до боя очень жёстко, потому что это – его единственный реальный шанс, если ему это не удастся – его “авторитету” конец.