Хозяин прелестной Чейни, человек военный и подневольный, должен был уехать в командировку на целых два месяца. А хозяйка колли должна была ехать в другой город нянчить внучку, только родившуюся, маленькую. Ну и Чейни уговорили два месяца пожить у друзей ее хозяев в деревне. Ей говорили: Чейни, ты даже не представляешь, какая там красота – там воздух, там природа, там даже есть овечки. Будешь с ними играть. Там еще цветы, огород. И корова есть. Тебе понравится, вот увидишь. И Чейни согласилась. Одного хозяева не учли. У друзей была овчарка, заслуженный пограничник, отважный герой, закаленный в погонях, драках и боях на границе, Барон. Красавец самоуверенный, с широкой грудью, сильными лапами, прямым смелым взглядом и немного хвастун. Что уж там. Нет, а почему нет? Он в любое время суток, если надо, вскакивал по щелчку. И если надо – в воду зимой, если надо – через ночной лес...

Ну и вот. Привезли в тот день Барона со службы домой поздно – преследовал нарушителя через пахоту. Потом с молодежью встреча была. Опытом делился с ними. Школьников привезли, Барон демонстрировал, как задерживать нарушителя. А потом шутки шутил всякие – лейтенант Вотяков, его хозяин, ему: «Умри!» Пес – брык! И дети – хохотать! Так что в тот день Барон устал как собака. И даже вообще не в курсе, что в доме кто-то есть. Он ведь в вольере жил – у него же своя жилплощадь. Правда, запах такой дразнящий, фиалки там, весна... Чего-то вообще сердце стало вдруг бухать, напоминать, мол, служба службой, а жизнь проходит...

Ну тут вдруг на крыльцо вышла Чейни... Барон сначала вообще замолчал и подумал, что теперь будет молчать всегда. Он так на нее пялился, склоняя голову то к правому боку, то к левому! А Чейни, там что ни возьми – ну совершенство. Там лапки, там носик – длинный такой, там шерстка. Манеры. Барон – каблуками щелк! Отрекомендовался четко, мол, детка, я старый солдат и не знаю слов любви...

Ну и потом прекрасную Чейни тоже в вольер подселили, в соседний. И между Бароном и Чейни – стеночка. Да ну, цирк, а не стеночка, – ну метра два – два с половиной, ну три... Так он эту стеночку, не разбегаясь вообще...

Словом, когда Чейни забрали домой, через некоторое время и родился щенок, которого мы нарекли Чаком Гордоном Барнсом. От матери он унаследовал роскошную рыжую шерсть, доброту, любовь к детям и ласковые маслиновые глаза, а от своего отца Барона – смекалку, силу и все важные качества, которыми должен обладать настоящий мужчина.

И все семнадцать лет рядом со мной и моими детьми он доказывал поступками своими преданность, верность и беззаветную любовь. Любовь в чистом ее виде, без примесей...

Британские привидения хорошо сохранились, прилично устроились и неплохо выглядят. Мало в какой стране могло найти приют такое количество привидений. Каким образом? А только потому, что британцы в них верят. Именно поэтому британские привидения оправдывают надежды.

Да, привидения. Тут и там. Ошиваются где ни попадя. Одни ездят верхом, другие вышагивают, как на параде, и звенят шпорами, третьи мотаются босые, одетые в рубище, и тягают за собой свои отрубленные головы, поют, читают стихи, ноют, ругаются, сквернословят, гремят цепями и воют в каминных трубах... Розовые, серые и черные леди, юные печальные влюбленные красотки-утопленницы, коварные плохо кончившие усатые интриганы, незаконнорожденные малютки – бастарды, и погибшие за королей рыцари...

У них, у британских привидений, вообще-то очень суетная жизнь. Когда в поместье Максвеллов, где я жила какое-то время, поздно вечером я полезла осматривать нежилое крыло, вдруг мимо меня, не обращая даже никакого внимания, – а на мне-то была новая кофточка! – вдруг деловитой, даже суетливой походкой с легким топотом пробежал какой-то прозрачный дяденька в съехавшем набок парике, в смешных панталонах, бренча связкой огромных старинных ключей. А когда я вслед сказала ему: «Э-э... Сэр?» – он, не оглядываясь, буркнул: – Get away! То есть «уйди с дороги».

И с размаху унесся сквозь несущую стену. А стены там – ого! – ядро остановят, такие там стены.

И когда я наябедничала хозяйке про незарегистрированного жильца, она, озабоченная выпеканием йоркширского пудинга (кстати, ну ничего особенного), отмахнулась только:

– Ай, мало ли их тут бегает, стоит ли обращать на них внимание...

Оно, это существо, так и шастало за стенкой весь месяц, пока я жила у Максвеллов, особенно шумно топало и ворчало в полнолуние, будя при этом обитателей дома, гостей и собак.

* * *

Британия буквально нашпигована привидениями. Ну немудрено! Что вытворяли эти короли, их фавориты, потом лорды, алчные, эгоистичные, вероломные, порочные, мнившие себя чуть ли не богами, уму ведь непостижимо – вершили судьбы, не ведая чувств человеческих, замуровывали несимпатичных им людей прямо целыми семьями, нанимали убийц с кривыми ножами, писали подметные письма, подсыпали яд, рубили головы ближайшим родственникам. Ну, словом, вели себя прямолинейно и непосредственно. Не нравится – голову долой.

Дети же королевских кровей, иногда всходившие на трон, еще даже не умея ходить, росли, как в джунглях: все вокруг так и норовили их сожрать, совершить покушение, сдернуть корону и выдернуть из-под маленькой, но венценосной попки трон. А потом, если юный король все-таки ухитрялся выжить, все удивлялись, отчего это он или она такие безжалостные и неугомонные.

А родственнички? Да куда ни заглянуть бы, в какую историческую эпоху ни всмотреться, обязательно за каким-нибудь гобеленом или портьерой таится чей-нибудь коварный дядя. С бородкой, как у знаменитого волокиты короля Чарли, ядовитой ухмылкой и плохими намерениями.

Поэтому и кишит Британия духами неуспокоенных.

Ну вот, например, однажды внук Вильгельма Завоевателя, Генрих I, перед смертью взял с баронов своих обещание, что они признают королевой его дочь Матильду. Ну бароны, как это обычно бывает, решили: а че это вдруг?! Какая-то капризная Матильда? И сама так себе, и имечко для королевы никакое. А вот лучше посадим-ка мы на трон Стефана. Красавца. Тем более и предвыборная программа у него конкретная, потом откаты, то-се... Ой, о чем это я? Увлеклась. Да. Словом, короновали Стефана. И вот что я вам скажу: это ведь зависть, ревность. Эти бароны, вруны и лицемеры, что подумали! Так, тихо, это что ж такое – жен-щи-ну на трон?! Зная, что испокон веков женщины хотя и вершили государственные дела лучше, благоразумнее, обстоятельней, чем мужчины, но при этом гораздо искуснее и тоньше интриговали, изощреннее плели заговоры и мстили, и никогда и ничего не оставляли без расплаты. То есть они, бароны, почувствовали опасность для своих кошелей, судеб, влияния, свободы и жизни, в конце концов. Поэтому судьба трона была решена еще до того, как внук Вильгельма Завоевателя сделал первый свой шаг к вечности, подавившись рыбной костью. Сын Стефана, нового короля, Иоанн стал клеиться к дочери Генриха I. Матильда, прекрасная вдова, конечно, только плечиками пожала, мол, еще чего! И тогда жалкие, ничтожные, мстительные... ох, какое бы слово похлеще найти, изменщики заточили в темницу красотку Мод, как звали ее тюремщики. И потом, чтоб Матильда не досталась вообще никому, Иоанн ее взял и отравил. Н-да, нравы были еще те...