Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Многих повесил? – заинтересовался капитан.
– Двоих. Для остальных сие стало наглядным уроком. Поняли, что командир не шутит.
– Так что, господин начальник дружины, – почти весело заключил Волконский, – пару-тройку мародеров повесите, остальные сразу уважать начнут. Возьмете с собой надежного фельдфебеля, солдат постарше – вот вам и профос с командой.
После такого напутствия Еланин лишь вздохнул, надел шинель с портупеей и пошел знакомиться с «войском». «Профоса с командой» решил пока не брать. Нужно вначале осмотреться самому, а уже потом решать – сколько людей из состава регулярных солдат потребуется, что бы хоть чему-то научить «ополченцев».
Пейзанское «войско» располагалось на окраине Могилева. Из-за недостатка жилья и при желании вчерашних малороссийских пахарей держаться вместе им был выделен огромный пустующий сарай с изрядно прохудившейся крышей. Крышу «козаки» чинить поленились – не своя, чай – предпочитая укрываться от снега свитками. Сегодня же день выдался ясным, снега не предвиделось, а дым от нескольких костров, разведенных прямо на полу, мог свободно уходить вверх.
Кроме дыма от сарая растекались во все стороны звуки песни. Капитан Еланин, шествующий к своим новым подчиненным, только вздохнул – из собственного скромного опыта пребывания в Малороссии знал, что эту песню хохлы начинают співать, когда они основательно напьются. Но все-таки Павел замедлил шаг, невольно прислушиваясь к стройному хору мужских голосов, певших про нэбо и тяжэлую думку.
«Хорошо поют!» – констатировал капитан, потянув на себя огромную двустворчатую дверь. Молодому капитану, опоздавшему на войну 1812 года и, в отличие от лучшего друга Ника Клеопина, не нюхавшего кавказского пороха, ополченцы Отечественной войны представлялись героями, сошедшими с лубочных картинок. Те, что скопились в сарае, больше напоминали разбойников. И не благородных, а наших, исконно русских. Какой уж там Шиллер…
Вокруг одного из костров сидело человек двадцать, распевавших «Дывлюсь я на нэбо», они передавали по рукам ведерную бутыль с мутным пойлом, куски сала и луковицы. У другого костра народ не пел, а просто пил. У третьего уже не пели и не пили, а лежали вповалку. У четвертого и пятого… Тоже не лучше. В одном из углов кого-то били – не спеша и обстоятельно; в другом творилось полное непотребство: из кучи сена торчали голые женские ляжки, а между ними колыхался увесистый зад с приспущенными шароварами. Рядом нетерпеливо переминалось еще трое.
От первого костра поднялся дюжий мужик и подошел к капитану.
– Цэ же те кэ? Кто будешь? – нарочито грубо обратился он к офицеру.
– А я буду, – твердо отвечал капитан, глядя мужику прямо в глаза, – капитаном Еланиным. Назначен командовать, – тут Павел замялся, – вашим отрядом. А ты кто будешь?
Мужик картинно снял с головы папаху, обнажив свежевыбритую голову с чубом, и насмешливо ответствовал:
– А я, паныч, буду наказным атаманом Григорием Гречухой.
– Не паныч, а Ваше Благородие, – сквозь зубы проговорил Еланин. – Уж если вы, Гречуха, называете себя наказным атаманом, то в званиях и чинах разбираться должны.
– Мы, вашбродь, козаки, люди вольные, – издевательски проговорил атаман. – Нам офицеров не нужно. Дедов наших ваша императрица Катька на Яик сослала. Сослала – да не всех. Мы же потомственные козаки из Запорожской Сичи. Как узнали, что полковник Апостол на войну за свободу идет, так и сами пошли. Вот если бы сам полковник пришел – то мы бы за него горы свернули… А других нам не надо.
– А вот это уже не ваше дело. Коль скоро вы примкнули к нам, а не мы к вам, то будьте добры подчиняться приказам. Командует корпусом генерал-майор от инфантерии князь Волконский. Его заместитель – подполковник Муравьев-Апостол. Генерал назначил меня вашим командиром. Нам требуется, чтобы вы не разбойниками с большой дороги были, а частью регулярной армии. Или – скатертью дорога. Мы-то без вас обойдемся, а вот вы… Гречуха, ваше «войско» разгонит первый же регулярный полк. Да что полк! Я лично с такой бандой управлюсь одной ротой…
Павел сильно рисковал: а вдруг как и в самом деле – уйдут? Отпускать людей нельзя.
Атаман загрустил. С одной стороны, ему хотелось послать новоявленного «командира» куда подальше, но с другой – офицерик прав. Без поддержки армии его «войско» обречено. Но уступать не хотелось. – Не примут вас хлопцы, Ваше Благородие, – покачал атаман головой. – Не наш вы. – В армии все свои. А сейчас скажи – что тут у вас за бардак? – Какой бардак? – искренне удивился атаман. – Ну, гуляют хлопцы. Горилки немножко глотнули. Если что – то мы и в бой готовы. Ты ж знаешь, пан официр, – вновь перешел на фамильярность Гречуха. – Козаку в поле только люлька, сабля да горилка друг.
– Мы не в поле, – сухо поправил капитан. – А это что? – указал он на угол, где «козаки» валяли бабу. – Так это так, торговка наша, Мотря, – опять удивился атаман. – Теперь, стало быть, меркитанка. – Маркитантка, – опять поправил его Еланин. – И что она тут делает? – Как что? Горилку и харчи хлопцам продает. Ну, и так это, по бабскому делу… дает понемножку. Не за так, конечно. Вам, паныч, как командиру, – нахально осклабился Гречуха, – она и забесплатно даст. Крикнуть? Павлу стало противно. Он не ангел. В славные юнкерские времена приходилось «потреблять» одну гулящую девку на двоих. Девки довольны, а господам юнкерам – вельми забавно (да и деньги экономились). Но вот открыто, как кобели на сучке… «Скоты, – подумал капитан. – Натуральные скоты». Хотелось дать в морду, но сдержался. – Бесплатно – это хорошо. А если сейчас в бой? Сможешь ли ты, атаман, своих хлопцев поднять. И если уж вы «козаки» – то где же ваши кони?
– А мы, пан официр, пластуны. Пехота, по-вашему. Можем и конным, и пешим строем. Но пешим сподручней.
– Так все же, сможешь войско поднять? – не унимался офицер. – Или мне самому? Сейчас солдат свистну…
Атаман почесал свежий чуб, что-то прикинул и пошел поднимать народ.
«Явно, готовит какую-то каверзу, – настороженно, но беззлобно подумал капитан. – Ладно, посмотрим».
Примерно через час (но не тот «час», что у хохлов да донцов означает «минуту», а самый натуральный, в шестьдесят минут) войско было выведено. Кого-то расталкивали, кого-то выпинывали. А особо «уставших» выносили и бросали мордой в сугроб. Но все же, с русско-украинскими матюжками и плюхами, народ удалось вывести из тепла на свет божий, где уже начиналась легкая метель.
Еще полчаса понадобилось, чтобы поставить «козаков» в строй. Строй получился косой и пьяный, но лучше, чем ничего. По крайней мере, капитан получил возможность осмотреть, – чем же вооружено «войско». С холодным оружием проблем не было. Пешие казаки (виноват, козаки-пластуны) были увешаны дедовскими саблями, кавказскими шашками и кирасирскими палашами. А вот огнестрельное… В изобилии имелись самопалы (верно, кованые в кузнице); карабины образца 1805 года, списанные из регулярной армии из-за неудобства; аглицкие ружья (не из тех ли запасов, что Владычица морей «подарила» накануне войны?); фузеи времен Петра Великого, охотничьи короткоствольные. А один хлопчик сгибался под тяжестью пищали, помнившей Смуту…