форменного платья — мелькнули изящные узкие щиколотки. Не догонять же ее теперь… Максим без сил опустился на скамью. Сам виноват, затянул с этим визитом аж до сентября. Но август выдался, как Максим мысленно это называл, непрерывным кранчем.

Отношения между ВУСО, российскими военными властями и иностранцами ухудшались с каждым днем. Максим с тоской вспоминал начало августа, когда казалось, что арестов производится слишком много. Что такое по-настоящему переполненная тюрьма, управление юстиции узнало только теперь. За нарушение придуманного Пулем комендантского часа и просто за появление без документов возле складов или пристани людей арестовывали десятками. В камеру на дюжину мест теперь могли втиснуть полсотни человек. Ежедневно случались скандалы — вчера, например, дочь лесопромышленника провела ночь в камере с портовыми проститутками.

Чтобы хоть как-то разгрузить тюрьму, пленных красноармейцев стали вербовать в будущую Северную армию. Тех, кто отказывался, или тех, кого подозревали в симпатии к большевизму, британцы свозили в концлагерь на острове Мудьюг.

Первоочередной задачей была оборона области от большевиков, и пока ее выполняли союзники, а призыв в русскую армию только начался. Основные бои шли на Северной Двине и за уездные города — главным образом за Шенкурск.

Северная область чрезвычайно обширна — ходили слухи про деревни, села и чуть ли не города, затерянные в лесах и испокон веков не значившиеся ни в одной казенной описи. Как объяснял коллегам британский консул, территория области равнялась общей территории Британии, Франции, Бельгии и Голландии; однако население насчитывало около 500 тысяч человек — меньше, к примеру, чем в английском городе Бирмингеме.

Несмотря на огромные размеры Северной области, из-за болот, лесов и озер проходимых для армии путей в ней было немного. Фронт только на карте выглядел протяженным, а на деле все сводилось к удержанию русел основных рек и двух железных дорог.

Вторым после Архангельска центром был Мурманск — многие по старой памяти называли его Романов, полностью Романов-на-Мурмане. Этот городок за Полярным кругом имел огромное стратегическое значение, потому что в нем находился единственный в Северной области незамерзающий порт. Около трети от общего союзного десанта высаживалось там. Формально Мурманск находился в подчинении ВУСО, но фактически им управлял собственный краевой совет. Любопытно, что советскую власть там никто не свергал, крайсовет сам вышел из подчинения Совнаркому и вступил в переговоры с союзниками, видя в них единственную защиту как от немцев, так и от голода.

Однако вечно полагаться на иностранную помощь было нельзя, а призыв в русскую армию шел ни шатко ни валко. Вдобавок на местное население были возложена повинность по перевозке союзных грузов и войск, а также подсобные работы.

Бакарица. Местные жители расчищают территорию под британский лагерь

В доках люди работали семь дней в неделю по двенадцать часов, только в праздники Успения Богородицы и Преображения им позволили отдохнуть. Популярности ни ВУСО, ни союзникам это не добавляло, тем более что отгрузка хлеба так и не началась. Послы неизменно присылали теплые слова поддержки и наилучшие пожелания, однако в качестве правительства ВУСО не признавали и от посредничества в переговорах с Пулем под разными предлогами уклонялись. Чаплин целые дни проводил в британском штабе, однако, по слухам, и его отношения с англичанами развивались не безоблачно. Однажды Максим нос к носу столкнулся с Чаплиным — тот хлопнул дверью, выходя из особняка, занятого английским командованием.

— Они держат меня за пигмея! — возмущенно выпалил Чаплин, по видимости, ни к кому не обращаясь.

Максим и сам замечал, что в разговорах между собой британцы и американцы называют местных natives — туземцами.

Притом для уроженцев Архангельска правительство Чайковского тоже не было своим — все портфели в нем достались приезжим. Местные общественные деятели, промышленники и дворяне иногда приходили в ВУСО с различными вопросами, и расставались стороны стабильно недовольными друг другом.

Как-то раз Максим в коридоре едва не споткнулся о вытянутые ноги сидящего в кресле человека.

— Мне назначено на три, — недовольно сказал он. — Я жду уже час.

Максим развел руками:

— Простите, заседание затянулось.

ВУСО обсуждало вопрос организации призыва в армию, но как-то само собой перешло на проблемы военной этики в общем виде. Один только Чайковский излагал свои взгляды минут сорок, а потом еще завязалась дискуссия…

— Чрезвычайно жаль, — сухо сказал человек. — Я не могу больше здесь сидеть, меня ждут пациенты… Я собрал статистику о распространении цинги по уездам. А в этой папке расчет по продовольствию и медикаментам, необходимым в первую очередь. Пока правительство заседает, люди болеют и умирают.

— Я обязательно передам ваши документы управляющему отделом продовольствия, — бессильно сказал Максим. — Хотел бы я сделать для вас больше, право же.

— Понимаю, — человек неожиданно улыбнулся и внимательно посмотрел на Максима. — А вы, полагаю, господин Ростиславцев?

Максим кивнул, удивившись старорежимному обращению. Тому, что его узнали, не удивился — он часто бывал по поручениям ВУСО тут и там, и даже натренированная память не сохранялся все имена и лица. Хотя этого человека он, пожалуй, запомнил бы: проницательный взгляд глубоко посаженных глаз, ухоженные усы, костюм не просто чистый, а прямо-таки элегантный. Мужчине было явно за сорок, однако он не утратил стати, и даже седина в волосах смотрелась импозантно.

— Я Николай Владимирович Мефодиев, — представился посетитель. — Председатель губернского земского собрания, а также издатель «Архангельска».

— Рад знакомству, — вежливо сказал Максим.

— Если позволите, я хотел бы обратиться к вам по вопросу, касающемуся вашей деятельности в управлении юстиции… а для меня, в некотором роде, личному. Я вам весьма благодарен за участие, которое вы приняли в судьбе Марии Викторовны Доновой. Скажите, рассматривается ли вопрос о ее освобождении под залог? Я мог бы внести необходимую сумму.

Максим, до того стоявший на ногах, подвинул себе стул, сел напротив Мефодиева и сказал:

— Надеюсь, вы извините мою прямоту… Но отчего вас беспокоит судьба этой женщины? Она ведь сотрудничала с ЧК, составляла списки старорежимных элементов…

— Напротив, — Мефодиев покачал головой. — Она постоянно конфликтовала с ЧК, потому что множество имен вычеркивала из этих списков. Мое, например, или князя Куракина… Комиссар Кедров ее едва терпел, не мог снять с должности только потому, что большевики тогда пытались не ссориться с левыми эсерами.

Максим приподнял бровь. Возможно, если б Маруся рассказала это следователю, до сигаретных ожогов бы не дошло. Что побудило ее принять на себя вину за преступления, которые она пыталась