Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вошли в палату, в ней находилась только она одна, я попросила сопровождающих нас оставить. Когда за спиной закрылась дверь, я подошла к пострадавшей. Девчонке на вид чуть больше восемнадцати, худая, с очень маленькой, «мальчишеской» грудью. Глаза светло-зеленые, что встречается довольно редко, такие наивные, с незаживающей болью внутри.
— Меня зовут Ольга Викторовна, я здесь с проверкой из Москвы, есть жалобы и предложения? — спросила пострадавшую.
Та испуганно замотала головой, не любят у нас стукачество. За всех говорить не буду, был у меня одно время сосед, тому ничего не надо, только лишь написать очередную ябеду. Строчил на всех и везде, во все компетентные органы, ко мне дважды приходил участковый, расспрашивал где я работаю. Доносчика пришлось закопать в лесу, после чего все наконец вздохнули с облегчением. Один никчемный человечек, а так сильно отправлял жизнь другим.
— Мне сказали что тебя подставили, это правда? — внимательно посмотрела на девушку.
Не знаю почему, но она мне открылась, рассказала про свою невеселую жизнь.
— Мама умерла при родах, пять лет назад, сестра так и не родилась. Отец год назад повторно женился, взял из деревни какую-то бабищу. Мне она сразу не понравилась, было в ней что-то такое, мерзкое, но я молчала и терпела. Через пару месяцев он начал болеть и чахнуть, ещё через месяц мы его похоронили. Врач сказал что почки и печень отказали, хотя папа на них никогда не жаловался, — тяжело вздохнула рассказчица, после чего продолжила, — Перед самыми выпускными меня задержали по дороге в школу, в портфеле на самом дне лежало золото и деньги. Мачеха сразу написала заявление о воровстве, после чего меня арестовали. Спасибо дали сдать экзамены, потом суд и здравствуй зона. Соседка, она меня всегда жалела, написала что из квартиры я выписана, а все мои вещи снесены на помойку, — под конец она не содержалась, горько расплакалась.
Что ж, история стара как мир, нет в ней ничего нового. Квартиру мачеха продаст или обменяет, после концов не найти, тем более если она по новой выйдет замуж. Девчонку жалко, придется помочь, так сказать восстановить справедливость. Только не подумайте что я добрая фея, мечтающая всех осчастливить, жизнь есть жизнь, у неё свои правила и законы. Если что-то должно произойти, то оно обязательно произойдет, при этом из возможных неприятностей случится именно худшая.
Сейчас расскажу немного о себе, почему решила впрячься в это дело. Когда-то давным давно, ещё в прошлой жизни, я задолжал своему старшине, дал слово присмотреть за его дочерью (у нее появились какие-то неприятности). Тогда мы случайно напоролись на группу боевиков, я снайпер, а он мой прикрывающий с РПК. Понятно что в первую очередь «чехи» занялись пулеметчиком, мне хватило времени укрыться и выбрать удачную позицию. В конце концов нас спасли, успел вызвать ребят по рации. Старшина умер на моих руках, перед смертью попросил позаботится о его единственной дочери. Через три дня мы попали в тот самый переплет, после которого мне пришлось полгода проваляться в госпитале. Когда приехал к нему на родину было уже поздно, арестованная дочь в тюрьме вскрылась. Разбираться в произошедшем не стал, вернее времени не было, тогда я только начал зарабатывать авторитет и репутацию киллера. Хочешь не хочешь, а придется платить по счетам, спасать эту худышку от зоны (иначе богиня обидится).
— В общем так, пиши заявление на пересмотр дела, заодно на свою мачеху. Ещё мне нужно разрешение на эксгумацию тела твоего отца, ты сейчас его единственная близкая родственница. Обещаю во всем разобраться, но с тебя слово: как бы не было плохо, не накладывать на себя руки. Договорились? — протянула ей свою ладонь.
— Даю слово, я вытерплю, пусть и снова откажусь на больничной койке, — серьезно ответила девушка, крепко сжимая мне руку.
— Если что не так, пиши мне лично, приеду разберусь, — черкнула в записной книжке свой адрес.
Та размазывая слезы благодарила (даже пыталась целовать руки), до сих пор не верила что её делом займутся в самой Москве, дадут волшебный пендель из министерства. Мне ничего это стоить не будет, пара звонков и дело в шляпе. Тепло попрощалась с девчонкой (её оказывается звали Василисой Корякиной), помахала рукой и задумавшись вышла из палаты. Как не крути, а прошлое не отпускает, может оно и к лучшему, не будет в этом мире Чечни и Афгана, уж поверьте, я постараюсь.
Дальше я отправилась с майором в ШИЗО, захотелось посмотреть на эту «не поддающуюся перевоспитанию бабу». Как сказал сопровождающих, за ней уже четыре ходки: кража, мошенничество, содержание притона и наконец грабеж с отягчающими.
Поплутав по колонии, подошли к отдельно стоящему зданию, там находилось несколько камер для нарушителей режима.
— У находящихся здесь, пониженная норма питания, они же не работают. Горячее питание предоставляется строго через день, а в день лишения горячей пищи выдается только хлеб по норме, соль и кипяток. Под полным запретом прогулки, спят провинившиеся на голых нарах, постельное белье и матрас им не полагается, — рассказал по пути начальник по воспитательной части.
Я слушала и офигевала, никогда не думала что в женской колонии есть такое. Ладно мужская зона, с её постоянными разборками между активом и блатными, но здесь… это выше моего понимания.
Вот мы у небольшой железной двери, клацает замок, я захожу в тускло освещенную камеру. Осужденная громко представляется, называет статью, срок и каторый день находится в штрафном изоляторе. Пока я пристально рассматриваю заключенную, мне приносят стул, сажусь на него, из кармана куртки достаю два грецких ореха. Они мне заменяют китайские боадинг, временно конечно, пока нормальные шары не достану. «Каталы» мне нужны для тренировки силы и ловкости рук, а также концентрации внимания.
— Учить тебя жизнь не буду, тем более взывать к твоей совести и чести. Корчишь из себя блатную, чуть ли не коронованную? Наверное забыла что бабы по определению стать ими не могут, может напомнить почему? — спросила Конторщицу.
Свое погоняло она получила за первую кражу в леспромхозной конторе, за которую получила два года колонии.
— Авторитетный вор не может иметь половых отношений с мужчинами, — отвернувшись выдавила она из себя.
— Значит про это знаешь. Теперь слушай меня, больше всего на свете я ненавижу тех, кто унижает и издевается над более слабыми, показывает так называемую свою крутизну.