— Будет вам смущать скромную девушку, — ответила я.

Это вышло ворчливо, и вместо извинений я услышала негромкий смешок. Правда, граф поспешил исправить свою оплошность. Он учтиво поклонился и указал на выход из дома. Затем предложил руку, я не стала сопротивляться. Мы вышли на открытую террасу, где уже стоял накрытый стол. Никого, кроме нас с Оноратом, не было видно. Я едва не пожалела о своем согласии.

— Недалеко горничная и лакей, — успокоил меня господин граф, отодвигая мне стул.

— Благодарю, — ответила я, усаживаясь за стол.

Во время завтрака я обратила внимание на усталое выражение лица молодого человека.

— Вы мало спали? — спросила я.

— Вовсе не спал, — ответил он с улыбкой. — Мы вернулись в дом с вашим папенькой незадолго до рассвета. Я пытался уснуть, но не вышло. Вы рядом, это волнует, — Онорат осекся и посмотрел в сторону. — Оделся и решил пройтись. На лугу увидел эти цветы и подумал о вас… Впрочем, лгу, я уже думал о вас, когда увидел цветы.

Разговор вновь принимал неприятный для меня оборот, но положение спасла госпожа графиня. Она показалась в дверях и дружелюбно улыбнулась:

— Доброе утро, мадемуазель Адалаис. Доброе утро, сын мой.

— Доброе утро, матушка.

Господин граф поднялся навстречу матери. Он поцеловал ей руку, она его — в лоб. После Онорат отодвинул стул для графини и призвал горничную, которая поспешила еще за одним прибором. С этой минуты завтрак приобрел иной оттенок, и разговор стал легким и беспечным. Моя матушка присоединилась к нам, когда мы уже заканчивали. Папенька не появился до обеда.

Впрочем, это нам не помешало развлекаться ни в коей мере. Наш единственный кавалер, граф Набарро, повел нас после завтрака на прогулку. На их землях обнаружился теплый ключ, и мы с удовольствием окунулись в него, пока господин граф находился в соседней купальне, отгороженной от дамской глухой перегородкой.

— По местным поверьям, эта вода дает крепкое здоровье, — поделилась с нами графиня, когда мы отдыхали после купания. — А дамам помогает даже в случае бесплодия.

Матушка рассмеялась, я покраснела. После этого была игра в шарады — там же, у источника. Графиня Набарро до того уморительно показывала мыльный пузырь, загаданный ее сыном, что мы все исхохотались, но так и не смогли отгадать. На обед нас уже звали, потому что, увлеченная игрой, наша компания просто забыла обо всем на свете.

Папенька встретил нас у особняка. Он был свеж и благодушен. Мэтр Ламбер восхищенно рассказывал об их с графом рыбалке и хвалился, что обставил «мальчишку» в количестве и массе улова. Оценить улов мы смогли уже на обеде, который опять прошел оживленно. Папенька все посматривал на меня и подмигивал, я старалась избегать его взглядов, понимая, на что мне намекает мэтр Ламбер. Несмотря на простоту и легкость проводимого времени, я вовсе не была готова немедленно принять предложение графа.

После обеда матушка и графиня отправились отдыхать в давешнюю беседку, а мы с Оноратом и папенькой — на конную прогулку. Мне оседлали моего жеребца — я его уже только так и воспринимала, несмотря на то что не приняла подарка. Звали его Стремительный Ветер, и жеребец в полной мере оправдывал свое прозвище, унося меня вперед мужчин под мой радостный смех.

— Ада! — кричал вслед отец. — Будь осторожна, мне твоя матушка голову с плеч снимет.

— Папенька, я осторожна! — крикнула я, но коня стала придерживать.

Граф догнал меня первым. Глаза его горели возбуждением.

— А вы азартны, Ада, — весело воскликнул он. — Неожиданно. Не подозревал, что в вас бурлят такие страсти.

— Вы мало что знаете обо мне, Онорат, — рассмеялась в ответ и снова пришпорила Стремительного.

— Тем больше я хочу узнать вас, прелестнейшая, — крикнул мне вслед молодой человек и помчал следом.

Папенька отстал от нас. Он единственный из нас троих, кто не получил должного удовольствия от скачки. Мэтр Ламбер ворчал и досадовал на нашу молодость.

— Ах, папенька, вы так говорите, словно сами не были молоды, — упрекнула я его с улыбкой.

— В том-то и дело, дитя, был! — ответил папенька. — А теперь мои кости не готовы трястись в седле, им привычней, когда я сижу в удобном кресле.

А вечером нас ждал обещанный театр. С той лишь разницей, что актерами были мы сами. Это оказалось так увлекательно! Графиня подобрала любопытную сценку, где нашлись роли ей, Онорату и мне. Папенька с матушкой наслаждались действием «из зала». Сначала мы закрылись втроем и репетировали. Хитрая женщина взяла на себя роль богини, а нам достались роли двух влюбленных, которые поссорились, а богиня вновь свела их вместе и повенчала. Я ужасно смущалась вначале. Но потом графиня уговорила меня, что это всего лишь роль, и я с неожиданной легкостью увлеклась игрой.

Горничная принесла венок, который мне надели на голову. Графа замотали в ткань на манер древних мужских одежд. Так же облачилась и его матушка, надев еще на голову богатую диадему.

— У вас отлично получается, Ада, — подбодрил меня Онорат.

— Я ужасно волнуюсь… — призналась я.

— Я рядом и всегда помогу вам, — шепнул мужчина, целуя мне руку.

Смутившись, я потупилась, но руку не отняла. Так мы и вышли на импровизированную сцену. Занавес, устроенный из штор, снятых в гостиной, открыли, и сценка началась. Было заметно, что такие домашние представления для молодого графа и его матери не новы, они держались уверенно. Я же сначала стеснялась и говорила тихо, особенно теряясь, когда наши с Оноратом руки встречались. Но и я все-таки сумела расслабиться, видя улыбки родителей, и в конце, когда мы с графом стояли на коленях перед богиней, лицом друг к другу, и наши пальцы сплелись, я даже не опустила глаз. Это было сродни волшебству, в которое я погрузилась. И когда лицо Онората стало неожиданно близко, я даже не отпрянула. Но громкий крик матушки «Браво!» привел меня в чувство.

Я сразу смутилась — и волшебство закончилось. Но до того момента, пока мы не разошлись по спальням, еще долго обсуждали нашу сценку и хвалили больше всего меня. Под впечатлением от увиденного матушка села за рояль и исполнила несколько лирических романсов. Голос у мадам Ламбер был дивным, у меня так красиво петь не получалось, что являлось причиной некоторой зависти.

— Дульчина, да вы просто чудесно поете! — воскликнула графиня, вставая рядом с инструментом. — Споемте дуэтом.

У графини Набарро оказался приятный, низкий, хорошо поставленный голос. Заслушавшись, я упустила момент, когда граф оказался совсем рядом, и очнулась только тогда, когда он начал целовать мои пальцы, пользуясь тем, что нас никто не видит.

— Онорат, — прошептала я, освобождая руку из захвата, — что вы? Нас же могут увидеть.

— Простите, — на его лице мелькнула тень досады. — Это был великолепнейший день, я… увлекся.

— Да, день был замечательным, благодарю вас, — улыбнулась я и встала. — Однако я устала и хочу пойти в спальню.