Письмо болталось на экране, письмо, вызвавшее ревность компьютера.

И это письмо надо было прочесть.

Вирус Симба уничтожила, сообщения её пока не интересовали.

И вообще — ей хотелось кофе.

Когда ещё она сможет пойти на кухню и сварить себе кофе вот так: абсолютно голая, никого не стесняясь?

Разве что через две недели, снова оставшись одна.

Письмо подождёт, а ревность компьютера не стоит внимания.

В случае чего можно и в монитор метнуть дротик, вот только это удовольствие ей дорого обойдётся. Баксов в триста, не меньше.

Симба отправилась на кухню и принялась молоть кофе.

Растворимый кофе плохо влияет на поджелудочную железу — это она вычитала в сети.

На самом деле растворимый кофе ей просто не нравится.

В нём нет гущи, он какой–то ненастоящий.

Он даже не он, а — оно.

Растворимое кофе.

Отец всегда пил настоящий кофе и приучил к нему Симбу.

А харя любила растворимый кофе, и за это харю полагалось казнить.

Совсем не за то, что она с Симбой сделала, — такое делают со всеми, и это можно перетерпеть. Тебя уверяют в том, что тебя любят, но в действительности любят не тебя. Тобой пользуются. Харя попользовалась Симбой, а потом Симба ей надоела. Ну и что? А вот растворимый кофе — это уже преступление, за которое харя каждый день получает дротиками в лоб. Если бы у Симбы была фотка голой хари в полный рост, можно было бы выбрать и другую часть тела, но такой фотки у Симбы не было…

Симба налила кофе в чашечку и пошла обратно к компьютеру.

С чашечкой случилась странная история: она как–то приснилась Симбе, примерно полгода назад.

Точнее, не сама по себе чашечка, а сервиз, китайский фарфор ручной работы с драконами и пагодами.

Шесть чашечек, шесть блюдечек. Кофейник, сливочник плюс сахарница.

Тёмный фон, чёрно–синий с серовато–голубым оттенком.

И драконы, парящие над малюсенькими пагодами.

В то утро Симба проснулась с ощущением не то чтобы счастья, но какого–то физического кайфа.

Во сне чашечки стояли на столе, и она наливала в них кофе.

Наяву стол, естественно, оказался пуст, ни чашечек, ни всего остального на нем не было.

Симба вошла в сеть и сразу наткнулась на дурацкое предложение — принять участие в конкурсе.

Требовалось написать пустяковую программку.

Кто напишет лучше — тому приз.

Неизвестно какой, но ценный.

Симба написала программку, послала ее организаторам конкурса и выиграла.

О чем ей торжественно сообщили по мейлу, а приз пришел аж через месяц.

В посылке был тот самый сервиз.

Факт, не подлежащий комментариям.

Те же драконы и пагоды, что и во сне. Те же шесть чашечек, шесть блюдечек, кофейник, сливочник плюс сахарница.

Полный маразм, если не сказать больше!

Симба отхлебнула кофе, уставилась в письмо.

И поперхнулась.

Первая фраза звучала вот как:

«Меня зовут Симба…»

— Бред! — сказала компьютеру Симба.

— Это не бред, — возразил компьютер, — читай, кто знает, что там дальше написано!

— Ладно, — согласилась Симба, — читаю…

«Мне двадцать три года, и я живу в городе возле большой горы…»

Гора возвышалась за окном, Симба это знала, знала и то, что вся гора покрыта лесом, даже не надо отдёргивать штору.

«Гора покрыта лесом, но я никогда в нём не была…»

— Ещё бы, — кивнула Симба, — я тоже туда не очень–то хожу!

«Я живу одна и сутками просиживаю за компьютером — ну, почти сутками, если не сплю…»

— Не только ты, — сказала Симба, — и я вот сутками торчу за компьютером, если не сплю… — И добавила: — Ну и что?

«Иногда меня это достаёт так, что хочется повеситься или утопиться, но такие мысли быстро проходят…»

— Но–но, — рассердилась Симба, — полегче, это ты уже идиотизм пишешь…

«У меня сейчас нет друга. Мой прежний друг меня бросил…»

— Я тебя выключу! — пригрозила Симба.

— Не выключишь, — возразил компьютер. — Если ты меня выключишь, то не дочитаешь…

«Сегодня ко мне приедет племянник, — читала Симба дальше, — сын моей старшей сестры…»

Уже четвёртый час дня, племянник должен вскоре объявиться, часа через два, не больше…

«Понятия не имею, что он будет тут делать, я его давно не видела и вообще — недолюбливаю мужчин…»

— Он не мужчина, — заметил компьютер, — он ещё мальчик.

— Знаю! — огрызнулась Симба. — Не мешай!

«Не знаю, зачем я пишу всё это…»

— Вот именно, — сказала Симба, — несёшь всякую чушь!

«…но когда я пишу, мне становится легче!»

— А мне — нет! — рявкнула Симба.

«А вот моя фотография в аттачменте…»

Симба посмотрела на приаттаченный файл и решила его открыть.

— Может, не надо? — спросил компьютер.

— Тебя не спросили! — отрезала Симба и дважды щелкнула мышкой.

С экрана монитора на неё смотрела… Симба.

Это была фотография из запароленной папки.

Снимки делал харя, летом, в такую же жару, как и сейчас.

Они поехали на озеро, взяли напрокат лодку и поплыли на остров.

Харя мощно грёб, демонстрируя Симбе, какой он крутой и клёвый и как у него красиво играют мускулы.

Он сидел без рубашки, рубашка лежала у Симбы на коленях.

До острова они плыли час, а потом сразу пошли купаться.

И занимались любовью прямо в воде — харя держал Симбу на руках, и она чувствовала себя невесомой.

Кроме них на острове никого не было, и после любви и купанья они бродили по берегу нагишом, а потом харя начал ее фотографировать.

Но впоследствии она почему–то попросила отдать пленку ей, и харя отдал.

Она сама отнесла ее в проявку, а затем в печать.

Харя никогда не видел этих фотографий, их никто не видел.

Их больше не существовало в природе, потому что Симба отсканировала снимки, а сами фотки и пленку уничтожила.

Они хранились в запароленной папке на жёстком диске Симбиного компьютера.

И одна из этих фоток пришла ей сейчас по мейлу.

Симба сидит на большом камне, камень громоздится посреди песчаного пляжика, Симба немного откинулась назад и выпятила грудь.