Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она попыталась замазать синяк тональным кремом, но выяснилось, что косметика плохо совмещается с ездой на велосипеде по нежилым зонам различной степени аварийности.
День подползал к бесславному концу. Мэрилин по-прежнему давила на педали с энергичным, увлеченным видом, хотя в душе все больше сомневалась, зачем и для кого его поддерживает. Замысел провалился: в списке оставалось еще много мастерских – не обещающих успеха, находящихся за много миль, к тому же они, должно быть, уже закрывались на ночь. Ноги и зад болели, требуя закончить объезд.
Когда Мэрилин покатила в сторону города, на глаза ей попалась еще одна мастерская – пурпурного цвета куб, сложенный из шлакобетонных блоков, на фасадной части – пара стальных ворот, первые – наглухо запертые, вторые – открытые настежь. Вывеска отсутствовала, зато на боковой стене имелся неуклюжий, аляповатый рисунок: между дюн к высокому горизонту уходит черная дорога, а на ней один за другим выстроились мультяшные классические «Кадиллаки».
Мэрилин нажала на тормоз, скользя юзом, остановилась, подошла ближе. Внутри гаража работали двое мужчин, один постарше, другой помоложе. Первый копался в двигателе пикапа, по локоть засунув в него руки; второй с преувеличенным усердием подметал пол. В мастерской громко играло радио – какая-то религиозная станция, диктор трубил о милости божьей и покаянии.
Мэрилин рассмотрела настенную живопись и обнаружила подпись: «Карлос». Тут молодой – как выяснилось, совсем еще юный – парень вышел из гаража посмотреть, кто там пожаловал, и во весь рот придурковато улыбнулся.
– Моя работа, – объявил парень, указывая на картину.
– Ты и есть Карлос?
Мальчишка одновременно удивился и преисполнился гордости.
– Да. Отца тоже Карлосом кличут. Но рисовал картину один я. А как ты узнала?
– О тебе идет слава, – сказала Мэрилин, надеясь, что пацан не примет ее слова за издевку.
Тот наклонил голову.
– Ну да, ну да, моя слава растет, а как же.
Из гаража вышел второй мужчина.
– Эй, Карлос, уже подмел?
– Почти, – ответил мальчишка и послушно вернулся к работе.
Старший Карлос оказался мирного вида мексиканцем, низкорослым, с жесткой щетиной глянцевых волос на голове, тонкими усиками и татуировкой Девы Марии на измазанном моторным маслом предплечье. Он смерил взглядом Мэрилин, ее велосипед и спросил:
– Ну?
– Просто мне понравилась картина вашего сына.
– Лишь бы парня меньше тянуло на приключения.
– Вы специалист по «Кадиллакам»?
– «Кадиллаки» нравятся сыну. Я специалист по любой рухляди, что ни подгонят.
Не отрывая глаз от настенной живописи, Мэрилин с непринужденным видом бросила:
– У меня раньше был бойфренд со старым «Кадиллаком».
– Какой марки?
– Ой, насчет годов выпуска и моделей я путаюсь. Зато есть фотография.
Она порылась в рюкзаке и достала снимок синей машины и ее владельца. Старший Карлос посмотрел на фото, но тут же подозрительно быстро отвел взгляд.
– «Севиль» выпуска 1981 года. Не самая удачная модель. Лучше поищи «Эльдорадо».
– Вы, конечно, правы.
– Ты всегда таскаешь с собой фотографии бывших бойфрендов?
– Он только недавно стал бывшим. Вообще-то, я его ищу. Раз вы спец по «Кадиллакам», может, он пригонял сюда свою машину? Вилами по воде писано, я понимаю…
– То-то и оно.
Ответ хозяина мастерской не внушал надежды, однако Мэрилин решила дожать шанс до конца. Видно, что человек заботится о сыне, к тому же верит в Бога.
Девушка похлопала себя по животу.
– Скоро станет заметно.
Эта новость пробудила внимание, а возможно, и сочувствие механика. Мэрилин повернулась боком, чтобы тот заметил фингал под глазом.
– Он что, тебя бросил?
– Попросту испарился. Не знаю даже, где искать.
Юный Карлос нашел повод подметать чуть ли не под ногами говорящих и вытянул шею, чтобы взглянуть на фото в руках Мэрилин.
– Эй, это ж Билли Мур! – воскликнул он.
Отец скривился, в его глазах мелькнула вспышка гнева, которая быстро сменилась привычной покорностью судьбе.
– Заходи, что ли, – предложил Карлос-старший.
Внутри гаража было жарко, воняло жареными чипсами и бензином. Испарительный охладитель промышленного типа едва шевелил воздух. По радио передавали церковные хоралы. У стены стоял ряд колесных колпаков, некоторые – с дырками от пуль, рядом красовался календарь с красоткой, распластавшейся на капоте навороченного автомобиля, чуть дальше висел портрет папы римского.
– Рассказывай, что там у тебя, – сказал Карлос-старший.
– Билли пропал, – Мэрилин ловко вставила подсказанное имя. – Не отвечает на звонки. Он и раньше часто переезжал. Куда он делся – ума не приложу. Может быть, вы знаете?
– Ты случаем не врешь, что забеременела?
– Нет, – обиженным тоном ответила Мэрилин. – Как можно врать о таких вещах?
– Ты права, о таких нельзя.
Хоть бы на Библии не заставил клясться…
– Видишь ли, я мало чего знаю об этом парне. Пригоняет сюда свою тачку – не более того. Мне жаль, что ты попала в переплет, но, по-моему, тебе же лучше будет, если ты не станешь искать Билли Мура.
– Может, знаете его адрес? Или где он работает?
– Нет у меня ничего. Свою работу я делал за налик – никаких инвойсов и налогов с продаж. Адреса его у меня тоже нет.
Карлос-младший, не желая оставаться в стороне, бочком проник в гараж. Он был рад поддержать разговор и поделиться важной информацией.
– Где живет Билли, я тоже не знаю. Зато знаю, где паркует машину.
– Ты уверен, Карлос? – с нажимом спросил отец.
– Уверен.
– Ты абсолютно уверен?
– Вот те крест!
– Ну и где он паркуется? – спросила Мэрилин.
– На новенькой стоянке на углу Хоуп-стрит и 10-й улицы.
Карлос-старший бросил на Мэрилин прощальный взгляд и вяло помахал пятерней. Жест можно было принять за благословление, а может быть, давал понять, что с хозяина гаража взятки гладки.
– Опять ты меня завел на верхотуру, – посетовал Вроблески.
– А что такого? – поинтересовался Рэй Маккинли.
Они находились в малопосещаемом ночном гольф-клубе на крыше здания высотой в двадцать один этаж на окраине китайского квартала. С трех сторон к парапету крыши крепились зеленые сети, они провисали и колыхались, как дырявые паруса. Места игроков с большой высоты освещали прожекторы, вырезая из мглистой темноты островки слепящей бархатной белизны.