Впрочем, с чего бы ему спать? Эрик Халл, судя по всему, полуночник. Во всяком случае, он ни разу не позвонил ему днем – всегда за полночь, и сонный Дон вынужден был выслушивать очередную несвязную теорию о происхождении странного креста.

Можно же просто постучать, решил он. В деревне все так и делают – пришел и постучал.

Дон пошел вдоль забора, ведя, как в детстве, пальцем по штакетнику. Рука наполнилась приятным вибрирующим гулом. Дача построена с большой любовью, машинально отметил он, это видно даже в темноте.

Отодвинул засов и открыл калитку. Калитка с неприятным хрустом проскребла по гравию.

Он прислушался. Где-то вдали все еще был слышен рев мотоцикла. Из водосточной трубы в бочку падали редкие капли. Наверное, гроза, застигшая его в пути, дошла и сюда… Но сейчас небо было чистым и звездным.

На удивление тепло, подумал Дон, подошел к остекленной веранде и полюбовался своим отражением в лунном свете.

Постучал – тишина. Заглянул в дверное окно. За дверью он разглядел пару сапог, чуть подальше – старинные мурские часы[23]с кукушкой, два плетеных кресла с вышитыми подушками, пара старых сабо. На вешалке – ветровка и вязаный голубой свитер. Рядом – большой плакат с изображением полевых цветов Швеции, и как раз под букетиком незабудок разместилась подставка для зонтов.

Он еще раз постучал – на этот раз не так робко. Теперь Халл не мог его не услышать, даже находясь в другом конце дома.

Дон прислушался. Ни звука, только шепот ветра в кустах крыжовника и капающая в переполненную бочку вода.

Он уже начал соображать, где искать ночлег, но на всякий случай нажал ручку. Дверь со скрипом открылась.

Он постоял в нерешительности на крыльце, потом вошел на веранду. Запах красного вина и догоревших свечей.

– Есть здесь кто-нибудь?

Минутная стрелка на мурских часах с тихим звоночком передвинулась на одно деление.

– Алло?

Дон стоял в темноте, не зная, что предпринять. Не зря же он ехал сюда, в эту чертову даль!

Он подошел к двери рядом с цветочным раем и постучал. Никакого ответа, только еще один звоночек минутной стрелки.

Продолжая окликать невидимого хозяина, Дон прошел через прихожую в гостиную с обитыми розовым плюшем креслами. Дальше был увешанный лоскутными коврами коридорчик с двумя дверями. Он выбрал зеленую, в хуторском стиле, и оказался в довольно большой квадратной комнате с окнами на задний двор. Здесь тоже никого не было. Он повернул назад.

За другой дверью была кухня. На него злобно уставился красный глазок включенной кофеварки.

Значит, дайвер где-то близко. Не мог же он уехать, оставив кофеварку включенной.

На столе бокалы и две бутылки вина. Дон включил фарфоровый светильник над столом – в одной из бутылок осталась примерно половина.

Вдруг он увидел чей-то длинный и тонкий силуэт в окне и вздрогнул. Сердце лихорадочно забилось. Но он тут же сообразил, что это его собственное отражение.

Горбоносым он был всегда – настоящий jiddische nuz, еврейский нос, торчащий из физиономии, как сломанная вешалка. Большие летчицкие очки Дон купил несколько лет назад, когда ухудшилось зрение, и примерно тогда же начали редеть и седеть волосы. Сутулился он еще со школьных лет, а вот когда так исхудал, что кожа на руках пожелтела и сморщилась, он даже припомнить не мог. Вельветовый пиджак мало что скрашивал, наоборот, даже подчеркивал усталую дугу плеч… Единственная деталь его облика, которой он мог гордиться, – новые сапоги от «Др. Мартене», но их в окне видно не было. Старею, необратимо и неуклонно старею, подумал он без особой грусти.

Со стороны холодильника у плиты послышался какой-то звук. У него снова забилось сердце.

Он мгновенно понял, что это всего лишь автоматически включившийся вентилятор, но сердцебиение не унималось. Он знал это состояние – сейчас появятся отвратительная сухость во рту и боль в горле, как при ангине.

Он покопался в сумке и извлек упаковку клоназепама русского производства. Ладно, сгодится. Кинул в рот шесть двухмиллиграммовых таблеток и огляделся, чем бы запить. Подошел к столу, быстро налил стакан вина и опрокинул в рот. Вино имело привкус железа.

С трудом проглотив таблетки, Дон подумал, что его действия вряд ли подходят под определение chushever mentsh, приличный человек. Приличный человек не станет пить чужое вино без спроса, как сказала бы Бубе. Но ведь он приехал сюда, на дачу Эрика Халла под Фалуном, не по своей инициативе, его пригласили, мысленно оправдался он.

Дон поставил бокал на стол и прислушался к тиканью мурских часов. Посмотрел на свои – полдвенадцатого.

Что ж, можно и подождать. Но тогда надо, по крайней мере, включить свет. В коридорчике выключателя он не обнаружил, а вот в большой комнате с зеленой дверью кнопка нашлась мгновенно.

Окна дружно засверкали. Он вздрогнул – в торце комнаты маячила огромная человеческая фигура без головы и ступней. Дон подошел поближе и пощупал – гидрокостюм, холодная резина… или пластмасса… или из чего там их делают. Он мысленно подивился – что за человеком надо быть, чтобы добровольно лезть в лабиринты сотни метров под водой. Сам он и на суше ориентировался с большим трудом.

Он слегка потянул костюм. Дверь, мяукнув, отворилась, хотя это и не входило в его намерения.

На постели кто-то лежит… нет, это всего лишь ворох одеял.

Все говорило, что дайвер где-то поблизости, – компьютер включен.

Дон подошел поближе и тронул мышку. На дисплей была выведена статья о кресте Анх в местной газете. На полу – газеты с фотографиями, снимки голых женщин с раздвинутыми ногами, грязная одежда, чашки и стаканы.

Chazershtal, настоящий свинарник.

Он уже хотел выйти, как его взгляд упал на предмет, не особенно вписывающийся в обстановку.

На тумбочке, за бутылкой с джином, стояла старинная фотография в сепии, изображающая… церковь?

Он перешагнул через кучу одежды на полу и дотянулся до снимка.

Нет, это не просто церковь. Скорее кафедральный собор. Три могучих нефа, крест на фасаде, высокая башня с коническим куполом, четыре шпиля поменьше по углам.

Правая половина фотографии поблекла. На булыжной мостовой перед собором – три маленькие нерезкие фигурки. Очевидно, родители с ребенком. Они, скорее всего, попали в кадр случайно. Судя по костюмам прохожих и качеству снимка, фотография очень старая.

Он перевернул снимок. Оказывается, это вовсе и не снимок, а почтовая открытка. Марки и адресата не было. Слева наверху надпись:

La cathédrale Saint Martin d'Ypres

Вместо подписи – отпечаток накрашенных губ. А над поцелуем несколько строк синими чернилами, очень красивым почерком.