– Не получится.

Паника отступила.

– Это почему же?

– Приехать смогу только в понедельник. Тогда и расскажу.

– А вдруг он до понедельника не доживет?

Такой довод, по мнению Софи, не был решающим. Но Мари, похоже, отказывалась это понимать. Софи страшилась потерять отца. Это была бы тяжелая утрата. Отцу она обязана… пусть не всем – кое-чего ей пришлось добиваться самой, – но достаточно многим.

Если же выбор стоит между кратким прощанием и новой жизнью, то это даже и выбором нельзя считать.

– Я подведу множество народу.

– В субботу «Дерри энд Томс» открыт только до обеда, я же знаю. Тебе на работу в понедельник.

– Не в этом дело. Я там больше не работаю.

В трубке опять запикало.

– Тетя Мари, у меня мелочь закончилась. В понедельник увидимся у папы в больнице.

Мари ухитрилась бросить трубку за долю секунды до разъединения. Паника Софи сменилась то ли дурнотой, то ли острой тоской – каким-то промежуточным ощущением. Она всегда подозревала, что, получив шанс сняться в телеспектакле, не помчится даже к отцовскому смертному одру, но надеялась, что этот факт вскроется не так скоро и резко.

С каждым днем состав съемочной группы увеличивался. Софи восторженно наблюдала, как бутафоры, декораторы, редакторы и осветители воплощают замысел пьесы, но к восторгу примешивалась легкая грусть: текст больше не принадлежал им пятерым. В студии она едва успевала уворачиваться от совершенно незнакомых людей, которые появились только на нынешнем этапе и не проявляли особой заинтересованности (по сравнению с ней уж точно) в успехе дела. Для них это была просто работа; когда костюмерша закатывала глаза, а плотник матерился, Софи хотелось вернуться в церковный зал собраний – туда, где проходили первые репетиции, где ее окружали только знакомые лица. Ей было неприятно, что кому-то видится здесь сплошная рутина. Притом что Софи мечтала о съемках на телевидении, она бы охотно порепетировала еще два-три года.

В коридоре, возле гримерок, Тони, Билл и Деннис обсуждали название.

– Тони, к сожалению, отстаивает «Женаты и счастливы», – сказал Деннис.

– Не «Женаты и счастливы?»? – уточнил Тони.

– Ну? – не понял Деннис. – Я так и сказал.

– Ничего подобного, – вмешался Билл. – Ты сказал «Женаты и счастливы». Вместо «Женаты и счастливы? Под Знаком Вопроса, хо‑хо‑хо».

– Сам же знаешь, знак вопроса убрали, – отозвался Деннис. – Паразит, вот ты кто.

– Никогда не вредно напомнить тебе о былых преступлениях, – сказал Билл.

– При чем тут «Женаты и счастливы», – вклинился Тони, – если они еще не женаты? Нет, понятно, если мы вытянем на сериал, то они поженятся в самом начале, но у нас-то он еще только западает на нее в пабе и полчаса убалтывает. Это в первоначальном варианте они у нас были женаты.

– Верно, – подтвердил Билл. – Мы только при одном условии сможем оставить название «Женаты и счастливы»: если старина Слоун даст гарантию, что после «Дома комедии» закажет нам сериал. А если у нас одноразовый скетч, такое название будет звучать странновато.

– А вот и она, – заметил Тони. – Может, предложишь нам подходящее название?

– «Барбара», – выпалила Софи.

К ее смущению, Деннис призадумался (или сделал вид).

– Хммм, – протянул он. – Здесь не полностью отражена другая… другая сторона отношений.

– Деннис, она же пошутила, – сказал Билл.

Секунд через двадцать до Денниса дошло, и он благодарно посмеялся:

– Неплохо.

Тони перехватил взгляд Билла. Все они полюбили Софи, но Деннис – больше всех.

– Может, задействуем имена обоих персонажей? – предложил Деннис. – «Барбара и Джим»?

– Уж не вернул ли ты на прежнее место клятый вопросительный знак? – встрепенулся Билл.

– Я просто задал вопрос, – сказал Деннис.

– «Барбара и Джим», – повторил Тони. – «Барбара и Джим».

– Завлекательно, правда? – подхватил Билл. – О чем умалчивает Великая Британская Публика – хит одноразовой комедии. «Ой, умираю – хочу узнать, кто такие Барбара и Джим».

– Представляешь, о чем мы на днях толковали? – обратился Деннис к Софи. – О том, что у нас получается твой бенефис.

– Правда? – изумилась Софи.

– Впрочем, тебе об этом знать не положено, – заметил Тони, многозначительно глядя на Денниса.

– А почему – мой бенефис? – спросила Софи.

– Забудь, – сказал Билл.

– Не попробовать ли нам каким-нибудь способом отразить это в названии? – задумался Деннис.

– Об этом сейчас речь не идет, – напомнил ему Билл. – Тем более в присутствии актеров.

– Почему мой бенефис? – не унималась Софи.

– Вот заладила, – фыркнул Билл. – Да потому, что вот этот кондовый обыватель запал на твою симпатичную мордашку и отдает тебе все коронные реплики.

– Ох, – только и сказала она.

– А то ты сама не заметила.

Она, конечно, заметила, что на репетициях ее часто награждали смехом, но приписывала это своему превосходству над Клайвом, которого смогла переиграть. Ей даже в голову не приходило, что ей просто-напросто дают больше коронных реплик.

– Видимо, это нужно закрепить официально, – не сдавался Деннис. – Я знаю, вы будете смеяться, но у меня возникла новая идея насчет пунктуации.

– Я смеяться не буду, – сказал Билл. – Обещаю.

– «И Джим» нужно взять в скобки. «Барбара (и Джим)». Барбара, скобки открываются, и Джим, скобки закрываются.

Билл заржал.

– Смешно? – с надеждой спросил Деннис.

– Только потому, что Клайв до смерти обидится, – ответил Билл. – Вот это и в самом деле будет умора.

– Эх, – расстроился Деннис, – такого я не предвидел.

– А мы до записи ему не скажем.

– Нет, это нехорошо, – возразил Деннис.

– Выражусь точнее: до записи ничего говорить нельзя. Я его знаю. Он просто не явится.

– А разве так можно? – спросила Софи. – Взять и не явиться?

Ей такое даже в голову не приходило, но тут было над чем поразмыслить.

– Конечно можно, – сказал Билл. – Если не собираешься больше работать на телевидении.

У Софи тут же пропала охота размышлять. Она решила, что ее личные проблемы не должны касаться членов съемочной группы, и пошла переодеваться для генеральной репетиции.

6

В день записи Клайв обнаружил, что в гримерную доносятся разговоры публики, стоящей в очереди за стенкой. Заглушить их не было никакой возможности – разве что без умолку петь песни.