Острый взгляд Аттэхе загорелся радостью, но лицо его тут же стало хмурым:

— В День плача принесут в жертву вашему богу детей сельвы.

— Так было и будет, — бесстрастно подтвердил Вачинга. — Нельзя мешать жрецам, иначе бог нашлет на сельву большую засуху. Ты хочешь этого?

Аттэхе молчал, потом угрюмо сказал:

— Ты говоришь верно. Город останется без Тунгаты, на остров уйдут из Ольмана много воинов. Легче будет напасть. Подождем!

Старейшины согласно кивнули. Тут снова запел Белый Отец:

— Великий Угэм, покровитель народа сельвы! Дай нам силу одолеть Плащеносных. В начале времен ты привел в сельву предков народа Ягуара, так помоги нам вернуть дни свободы и счастья!.. Мирную жизнь без змееликих!

Возбужденные песней-заклинанием, старейшины повторяли слова сказителя, приложив руки к груди. Даже суровый Аттэхе машинально качался из стороны в сторону. В раскосых глазах Вачинги затаилась усмешка. Он мало что понимал в верованиях тэнков и охотников сельвы. "Кто такой Угэм? Праотец людишек болот и джунглей? Мудрый, сильный вожак? Да, да, так говорил жрец Гуаба… Смешно верить сказкам племени Ягуара. Я поклоняюсь лишь Гремучему Змею, богу своего племени. Презренные тэнки! Надеются взять верх с помощью какого-то Угэма, чьи кости давно развеял ветер вечности. Не одолеть никому Длинных Плащей!.. Я обману людишек Ягуара, если… — Вачинга даже затаил дыхание, столь дерзким был его замысел, — если знатные люди Ольмана назовут меня своим правителем".

Все дело заключалось в том, что Тунгата, которому Вачинга хотел жестоко отомстить, приходился ему сводным братом. Всего лун двадцать назад Вачинга был Старшим Воином и водил караваны с драгоценным нефритом от гор Тустлы к побережью. Неимоверно трудны переходы через сельву и болота даже для сильных и сытых воинов. А что говорить о рабах-носильщиках, истощенных недоеданием!.. После тяжелого перехода Вачингу ждала в Ольмане Инчуни с бирюзовыми глазами и светлой кожей. Он отдыхал, сладко ел, предавался любви. Но пока он спал под дождем в сельве и месил в очередной раз болота, его сводный брат Тунгата увел Инчуни во дворец. Вачинга не покорился воле правителя, а совершил неслыханное: ночью с помощью подкупленного им телохранителя проник в дом Тунгаты и бежал с Инчуни в сельву. Взбешенный Тунгата послал в погоню лучших воинов, беглецов настигли на третий день. Инчуни вернули во дворец. Вачингу же, как сводного брата, правитель не решился предать казни, а сослал его надсмотрщиком в копи, где добывали нефрит. Вачинга бежал, много лун скитался по глухим селениям в сельве, потом встретил людей Аттэхе, вождя охотников.

"У-хх, гнусный Тунгата! — сжимал кулаки Вачинга. — Теперь берегись: ты отнял Инчуни, хотел сгноить меня в копях Тустлы и поплатишься за это кровью".

…Под шелест мелкого ночного дождя Аттэхе незаметно пробрался в тайное убежище Белого Отца. Пещера была вырыта в толще плато Ольмана, хорошо укреплена адобами и базальтовыми плитами. Пещера была просторной, сухой, вход в нее надежно скрывали густые заросли. Никто не знал о тайном убежище Белого Отца, кроме Аттэхе.

Сказитель сидел у дальней стены, жевал метельчатый шалфей — верное средство от ревматизма и простуды.

— Наступила пора возмездия, Аттэхе. — С кряхтеньем он прилег на травяную циновку, служившую постелью. — Но я не увижу, как падут дома и дворцы змееликих, ибо сильно устал от груза лет. Дрожат руки, подгибаются ноги… Я стар, очень стар! Пора уходить в страну мертвых.

— Живи, Отец… — ободрил его Аттэхе. — Без тебя грустно будет в сельве.

— Нет, Аттэхе. Мне уже виден конец тропы. Жить надо тебе ради людей Ягуара. И жить долго!

"А будет ли такой долгой моя тропа? — думал Аттэхе. — Вряд ли ожидает меня тихая старость на берегу звонкого ручья. Скоро огонь ярости сожжет змееликих, но пламя борьбы может опалить и меня…"

— Все, что здесь есть, оставляю тебе. Вот камень для наконечников, старик коснулся нуклеуса и кожаной сумки в изголовье. — Тут хранятся знаки, которые даровал Угэм. Священные таблички передаются из рода в род с начала времен. Так гласит предание. Так повелел Угэм, и горе тому нерадивому, кто не сохранит их. Проклятье сынов Ягуара падет на него!

— Понял, Отец. Сделаю все как нужно, если не погибну.

— Тебя охраняет мое заклятие, — убежденно сказал Белый Отец. — Есть у тебя хранитель-помощник. Он тоже знает тайну табличек.

— Теперь мне нужно уйти, — поднялся Аттэхе, — ибо ждет у ручья изгой Вачинга.

— Не верь ему, — предостерег Отец. — В его глазах — измена!

— Но он пока нужен, — сказал Аттэхе. — Он знает город и хитрости Плащеносных… И ты прав: он чужой, не наш, ему нельзя верить…

И тут что-то дрогнуло в лице сказителя, он торжественно поднялся со своего ложа.

— Я открою тебе тайну, Аттэхе. Ведь и я родился не в сельве. Я пришел к народу Ягуара юным, когда самые старые из тэнков были еще малышами.

Аттэхе смотрел на сказителя, раскрыв от изумления глаза: да, это так, в облике Отца, в гордой посадке его головы смутно ощущалось чужое. Когда-то, вспомнил Аттэхе, Белый Отец носил ожерелье из клыков неведомого в сельве зверя, курил чудную трубку в виде утки, сидящей на спине рыбы.

— Я пришел с Севера, — продолжал сказитель, — где был следопытом, охотником. Наш край совсем не похож на Тамоанчан. Могучие реки текут там по равнине с высокой травой и светлым лесом — не таким, как влажная, душная сельва. На закате от Большой реки лежит пустыня. Это море песков, красных от зноя, и между ними огромные плоские горы, поросшие деревьями; там скалы меняют свой цвет двенадцать раз в день!.. Люди там орошают речной водой скудную почву, выращивают маис и фасоль, пасут индеек… Я родился и вырос в такой долине. Наше селение стояло на склоне холма, а над ним высились белые хребты. Весной наша долина становится оранжевой от цветения чамисы. Еще красивей цветет чолья, дающая сухие и сладкие плоды.

Околдованный рассказом, Аттэхе прикрыл глаза. Он будто воочию видел эту долину, море красных песков. И здесь тоже жили люди, они кочевали вслед за движением солнца. А на холмах виднелись поселки, как соты, террасами уходящие к небу. Холмы казались громадными островами над океаном песков… Слушая Отца, Аттэхе удивлялся высокой земляной насыпи: у нее была квадратная вершина, куда вела пологая лестница с очень широкими ступенями. Чем-то это сооружение напоминало пирамиду на Острове жертв, лишь раз в сто большую.

— Я ничего не знал о странах Севера, — признался Аттэхе. — И люди сельвы никогда не слыхали о том, что ты говоришь. А почему мы не знаем, Отец, скажи?

Сказитель посмотрел на Аттэхе, и тот уловил во взгляде тень презрения:

— Мое племя не хотело знаться с южными людьми, покорно сгибающимися под гнетом злых господ. Некогда наши деды — великие следопыты — достигли сельвы, увидели издали города змееликих и повернули назад. Вожди племени приказали им молчать о виденном, ибо люди Севера не знают рабства и войн. Зачем искушать рассказами?.. Мои родичи свободны от рождения до смерти, а управляет племенем совет мудрых. Жрецы есть и у нас, они зовутся "палас", это добрые жрецы: они не требуют человеческих жертв. Мы поклоняемся солнцу и природе, злых богов у нас нет. У нас равны все, каждый получает одинаковую долю пищи, и все трудятся на земле.