Чувствуете, да? Вы уже полюбили этого чувака и хотите, чтобы у него все получилось. Хотя в целом не очень-то любите преступников, геев и американцев.

А теперь представьте такого героя в российском сериале. Не можете? Правильно: в российском сериале таких героев не бывает, потому что они входят в трагическое противоречие с законом о запрете пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений. Значит, у нас такому герою надо придумывать другую мотивацию: программа защиты свидетелей – его единственный шанс потому, что […], а скрывать этот факт он вынужден потому, что […].

Можно ли придумать другую мотивацию? Да без проблем. А вот нужно ли – большой вопрос.

Сценаристика, как и любое творчество, – пространство полной свободы. Любую мысль в ней можно выразить любыми средствами. Необходимых средств выражения для нее существует – но вот беда: для выражения конкретной мысли есть средства оптимальные. И чем дальше вы от них отходите, тем более рыхлым получается ваш сценарий.

Скажем, брутальному герою – следователю СК – надо поразмыслить в трудную минуту. Что он делает на экране? Конечно, закуривает. Но в России закуривать на экране нельзя никому, даже следователям СК. Поэтому ваш герой в этой ситуации, например, сует в рот чупа-чупс. (А что, тоже ведь оральная фиксация.)

Но чупа-чупс во рту у следователя СК в кульминационный момент расследования вызывает у зрителя вопросы, которых не вызвала бы сигарета. И сценарист должен на эти вопросы ответить, потому что иначе на них ответит зритель, и ответы эти никому не понравятся. Почему брутальный следователь СК в минуту душевной тревоги сосет леденцы? Что там у него в детстве было с этими леденцами?

Сценарист начинает объяснять. Тут реплика, там сцена, тут новый персонаж массовки – продавщица, которая не продает нашему герою сигареты, потому что он слишком молодо выглядит (тьфу!), или подсовывает ему вместо сигарет леденцы, потому что он кашляет (буэээ), или… Страница, еще страница – и хронометраж серии пополз. А заодно и характер героя, и вся внутренняя логика истории.

Это как в поговорке: «Если надо объяснять, то не надо объяснять». Если вам приходится в десяти дополнительных сценах объяснять, почему ваш герой над горой трупов дрожащими пальцами засовывает себе в рот конфету, значит, вам нужно не придумывать эти десять сцен, а переделать характер героя и всю историю. Потому что история должна быть такой, в которой характер героя выглядит органичным без сложных объяснений…

…Получается, что сценарист не может не думать об ограничениях. Более того, он должен учитывать производственные, финансовые и цензурные ограничения сразу же, придумывая историю и героев, которые в эти ограничения укладываются. Иначе есть большая вероятность, что ему придется писать в стол.

Или же ему придется смотреть, как то, что он написал в порыве свободного творчества, под руками заказчика превращается в то, что можно показать на экране. А это еще хуже, чем писать в стол, – хотя бы потому, что это увидят и все остальные.

Этим неуклюжим словом называется уход от реальности – но, что интересно, не всякой. А только той, из которой человеку действительно хочется куда-нибудь деться. Например – от той реальности, где есть трудности, проблемы, переживания и все остальное, что настоящий человек вроде бы должен встречать грудью.

Но есть такие трудности, проблемы и переживания, на которые никакой груди не хватит. И от них очень хочется все-таки уйти – хоть куда-нибудь.

Много лет назад, расставаясь с мужем, подруга призналась мне, что ездит в метро, перемножая в уме трехзначные числа. Это отвлекало ее от мыслей о разводе и помогало не рыдать в общественном транспорте.

Казалось бы, при чем тут работа сценариста?

Дело в том, что я вспомнила эти самые трехзначные числа на днях, когда сама оказалась в ситуации сильного стресса. Подругина мысленная математика мне не помогла: даже простой счет на калькуляторе никогда не был моей сильной стороной. Зато я обнаружила, что единственное, что по-настоящему отвлекает меня от ужасных мыслей и бегания по потолку, – это, собственно, моя работа.

Никакой другой интеллектуальный труд не помещался ко мне в мозг, занятый пережевыванием стрессовой ситуации. Я забывала ключи, теряла проездные и ставила тапочки в холодильник. Но при этом с интересом придумывала и расписывала заявки, которые ждал заказчик.

Почему? Одно из двух: либо у меня есть второй мозг, занятый исключительно придумыванием историй, либо придумывание историй – на самом деле никакой не интеллектуальный труд и во многом происходит без участия мозга. Мне хочется верить в первое, но, увы, гораздо более вероятно второе.

Когда учишься писать сценарии и читаешь много учебников по драматургии, составление истории начинает казаться выхолощенным механистическим процессом. Герой, цель героя, препятствия, антагонист, трансформация – все это мертвые абстракции, которые настоящего художника только ограничивают. Холодные трехзначные числа, которые можно перемножать и на калькуляторе.

Но правда в том, что, придумывая историю с нуля, ты не думаешь об этих абстракциях. Ты представляешь себе живых людей и думаешь об их жизни – совершенно другой, нежели чем твоя в этот момент. Если ты честно вжился в своих героев (а иначе хорошую историю не придумать), у тебя в голове – не драматургические схемы, а настоящие живые переживания. Но не твои, а твоих персонажей.

Придумывание истории – это уникальная возможность заняться чьей-то чужой жизнью, где ты в любой момент можешь придумать выход из сложной ситуации – или сделать эту ситуацию еще сложнее. И в этой чужой жизни все зависит только от тебя и твоего желания (а еще – от мастерства и таланта, конечно, но не будем сейчас о грустном).

Конечно, это эскапизм. Но по сравнению с другими методами ухода от реальности он самый эффективный и дешевый. Если, конечно, не считать нервов, растраченных в переговорах с заказчиками, чтении отзывов на свои фильмы и мыслях о трагической недооцененности. Но кто же их считает?

Другая моя подруга-сценарист как-то в рамках светской беседы рассказала своей приятельнице о проекте, который она писала год, после чего канал принял решение заморозить его, потому что герой получился «слишком сложным для потенциальных рекламодателей». «Приятельница спросила меня: „Слушай, зачем ты вообще занимаешься этой работой?!“, – говорила мне потом моя подруга. – А я поняла, что не могу ей ответить. Я не знаю».

Мне кажется, теперь я могу ответить на этот вопрос – по крайней мере, за себя. Я люблю работу сценариста именно за возможность эскапизма. Что бы ни происходило в моей собственной жизни, я всегда могу придумать и прожить совершенно другую историю с любым концом. И не одну.