Мне многое стало понятно, когда мой близкий друг решил прекратить наши отношения. Мы были очень близки, наши чувства были легкими и радостными. Нас воодушевляли идеи друг друга и восприятие мира, и не имело значения, сколько времени проходило между нашими встречами. Я хранила в сердце наши разговоры, его заботу обо мне и его уникальные качества.

Когда он перестал со мной общаться, я была глубоко уязвлена. После разлуки с ним я то злилась, то страдала, то становилась безразличной, то осуждала его. Я вспоминала других мужчин, которые когда-то уходили от меня, бросали меня. Я знала, как важна была для него честность, и чувствовала, что на сей раз он ей изменил. Однако когда я с ним сталкивалась – на улице или в гостях, – я обнаруживала, что чувство обиды и злости вытеснялось радостью, которую я всегда испытывала в его присутствии.

Что это была за радость? Это было уже не предвкушение приятного разговора, ведь теперь мы перекидывались лишь несколькими неловкими фразами. Это не было удовольствием от воспоминаний или ностальгией по той близости, что была между нами прежде. Ведь теперь эта близость, если и существовала, то не могла быть выражена. Это не было радостью, вызванной его чувствами ко мне, – я уже понятия не имела, что он чувствовал и что я для него значила. Мне казалось, и, видимо, так оно и было на самом деле, что я испытывала радость лишь оттого, что он есть на свете. Он существовал, и, когда я его видела, я была счастлива.

Между нашими случайными встречами я иногда принимала решение задать ему вопрос о нашей разорванной дружбе, выразить свою обиду. Однако каждый раз, когда я его встречала, все слова, которые я приготовилась сказать, теряли для меня всякий смысл. Они не могли выразить то, что я чувствовала на самом деле. Видя его, я испытывала счастье, а в состоянии счастья мои потребности исчезали, даже потребность в нашей дружбе и взаимоотношениях.

Примерно пять лет спустя его обстоятельства изменились, и теперь, когда наши пути пересекались, мы стали иногда разговаривать. В этих разговорах, случайных, нескладных, ничего не обещающих, до сих пор присутствовал аромат моего счастья. Помню, я подумала, что, если сложить время всех наших теперешних и будущих бесед, возможно, в итоге наберется не более нескольких часов. Однако я не сочла это недостаточным или незначительным, я испытывала радость и предвкушение удовольствия от этих нескольких часов моей жизни.

Этот человек стал моим мужем. Когда у нас наконец завязались настоящие отношения, я с изумлением обнаружила, что совсем не испытываю страха, потому что знаю: самым важным является моя любовь, а не взаимность, которую он мог мне дать. Я чувствовала незыблемость наших отношений, потому что моя любовь была основана лишь на его существовании и не зависела от его отношения ко мне.

Конечно, сейчас все гораздо сложнее. Я уже не могу делать таких уверенных заявлений. Теперь я испытываю много уровней любви. На мои чувства к нему может влиять его поведение. И тем не менее в глубине моей души живет та изначальная и чистая любовь, что родилась в разлуке и трудностях, когда я обнаружила, что люблю его не за то, что он значил для меня, не за его отношение ко мне, а за то, кем он является.

В этой моей оценке заключено понимание его сердца: есть в нем что-то существенное, фундаментальное. Может быть, поэтому я не способна чувствовать ничего, кроме удовольствия от его существования. Он знает, что любовь – глубочайшая составляющая человеческой жизни. Его знания о любви так или иначе позволили и мне найти мою собственную любовь – и она не имела ничего общего с действиями или мыслями, она зиждилась только на ощущении радости.

Какова истинная природа любви? Она бескорыстна? Любим ли мы другого человека вне зависимости от его чувств к нам, даже если он не считается с нашими потребностями? Или любовь более прагматична, это каждодневный труд, связанный с заботой и общением? Один человек считает любовь последовательностью действий (ты любишь кого-то, поэтому заботишься о нем), другой уверен, что это только чувство; третий воспринимает ее как вибрационную сущность, к которой можно свести все. Некоторые считают любовь еще одним именем Бога (или Богини), а другие – самой жизненной силой. Возможно, эти интерпретации не только не противоречат друг другу, а являются разными способами выражения одного понятия.

Мой супруг не верит, что я могу быть тронута вещами, которые ему кажутся абсолютно приземленными, например, тем, что он ремонтирует мои туфли или моет мою машину. Но я поражена его любовью ко мне, выраженной в этих действиях, и каждый раз, обувая эти туфли или садясь в машину, я чувствую эту любовь, словно она осязаема.

Здесь-то и возникает сложность, потому что он, пожалуй, даже не замечает большинство из того, что я для него делаю, и уж конечно, он не сочтет мои заботы проявлениями любви. Я думаю, что любовь должна быть переведена на язык, понятный нашей второй половине, если только мы не способны от всего отмахнуться, сказав, что любовь – во всем, и важны лишь намерения, поэтому не важно, как любовь проявляется.

Чтобы испытать в жизни любовь, важна ваша любовь, а не любовь, которую другой человек испытывает по отношению к вам. Ваша любовь к миру и жизни; ваша любовь к окружающим, ваша любовь к себе, духовная любовь. Мы лишь тогда наиболее полно ощущаем любовь и ее блага, когда любим сами, а не тогда, когда другие любят нас и выражают эту любовь. Подумайте о том, насколько переполнено ваше сердце, когда вы входите в спальню к спящему ребенку, когда вы вызываете в памяти лица ваших любимых людей, когда вы находите самый желанный подарок для любимого или когда вы способны подарить ему радость, сделать его жизнь лучше.

Когда мы приходим к пониманию, что более значима любовь, которую чувствуем мы, чем любовь, которую испытывают к нам, наш потенциальный опыт в любви становится безграничным. Если мы измеряем собственное счастье и удовлетворение тем, насколько сильно нас любят, как это выражают и чем для этого жертвуют, мы всегда неуверенны в себе и слишком зависимы от проявлений любви партнера. Эту любовь в любой момент могут у нас отнять, она может измениться или стать недостаточной. Напротив, если мы считаем, что мера счастья или удовлетворения кроется в нас самих, таких беспокойств не возникает. В этом случае мы сконцентрированы на чувстве полноты собственной любви и выражаем ее так, как захотим – с помощью танца, живописи, слов или жестов любви, нежности и страсти. Мы делаем добрые дела и открываем свое сердце навстречу энергетическому потоку вселенной.

Я знаю, что злоумышленники, совершающие различные преступления, в том числе убийство, инцест и насилие, часто заявляют, что любили своих жертв. Истоком этого вида преступлений является потребность во власти, когда человек ставит собственные желания выше прав другого. Это не любовь. В этой ситуации говорить о любви невозможно.

Любовь не может быть связана с насилием – как по отношению к партнеру, так и по отношению к себе. Чтобы понять, является ли любовью то чувство, которое мы испытываем, следует задать себе вопрос: совместима ли любовь к этому человеку с любовью к самой себе? Если любовь к другому подразумевает нелюбовь к себе (например, сопровождается физической опасностью, эмоциональным пренебрежением или может нанести психологическую травму), значит этот вид любви – не то, что мы ищем, это не безусловная любовь. Невозможно достичь любви, если подвергается опасности ваша здоровая любовь к самой себе. Отношения, сопровождающиеся насилием и жестокостью, способны разрушить ваше уважение к себе, вашу целостность, индивидуальность – вашу личность.