— А воровства за вами в Сибири не числится ли?

— Да кто же, проворовавшись, на Москву бежит? — изумился Чигирев. — От гнева царевых людей аккурат в Сибири укрыться лучше. Здесь разбойный-то приказ про тебя завсегда дознается.

— Они-то ясно, воины, — боярин ткнул рукой в сторону Басова и Крапивина. — А тебе, писарю, чего надобно?

— Мечтаю я познаться с книжной премудростью, коей на Москве так много, — пояснил Чигирев.

— Так в иноки постригись, — предложил Романов. — В монастырях московских книжек, святыми отцами писанных, много.

— Грешен, батюшка, — Чигирев быстро перекрестился двумя перстами. — Выпить люблю, до девок горазд. Какой из меня инок?

Присутствующие заржали.

— Так у меня на службе чего хочешь? — грозно спросил боярин.

— Места теплого, — с поклоном ответил Чигирев. — Я и грамоту любую составлю, и записи твои старые переберу, коли надо. Могу и гонцом быть. А при нужде могу и саблей тебе послужить. Не столь искусен я в ратном деле, как товарищи мои, но с разбойниками по пути сюда рубился. Одного до смерти убил, другого поранил.

— Про сабли ваши слышал, — усмехнулся Романов. — Сказывают даже, что один из вас в сече голову разбойнику одним ударом с плеч срубил. Не ты ли, десятник?

Колючий взгляд Федора Никитича уперся в Басова.

— Я, боярин, — низко поклонился ему в ответ фехтовальщик.

— Боец ты, стало быть, знатный, — заключил боярин и вдруг скомандовал: — Проверь-ка его, Петруша.

В мгновение ока выхватив саблю, Малахов ринулся на Басова. Тот словно ждал этого. Легко сместившись в направления удара, фехтовальщик перехватил руку нападающего и повернулся вокруг оси, выкручивая кисть противника. Сделав кульбит в воздухе, Петр рухнул на каменный пол, а его сабля при этом оказалась в руках Басова. Повинуясь мановению боярской руки, один из сопровождавших Романова юношей обнажил клинок и бросился на фехтовальщика. Легко парировав его выпад захваченной у противника саблей, Басов сделал обводное движение и приставил острие к горлу нападающего. Парень застыл, понимая, что любое движение может привести к его мгновенной смерти.

— Силен, — восхищенно покачал головой Федор Никитич и, прищурившись, с явным подозрением посмотрел на Басова. — А откель тебе в Сибири сии литовские приемы известны стали?

Басов отступил на шаг, помог подняться Петру, вернул ему саблю, затем поклонился боярину:

— То не литовские приемы, боярин, а китайские. Знавал я многих бойцов того народа и много лет учил науку их боя. Оттого и воевода красноярский меня к себе в стражи взял.

В комнате повисло молчание. Все взоры устремились на боярина. Подумав с полминуты, Федор Никитич произнес:

— Ну, сотника мы проверять не будем. И так за версту видно, что боец он грозный. Отведи-ка его, Петруша, к своим людям. Втрое ему содержание положи. Писаря пусть Юшка проверит. А с тобой, мил человек, я поговорить еще желаю. Ступай-ка за мной.

С этими словами боярин повернулся и вышел из комнаты. За ним последовали Басов и незадачливый молодой противник фехтовальщика. Петр, заметно прихрамывающий после проведенного Басовым броска, знаком пригласил Крапивина следовать за ним. В комнате остались Чигирев и невысокий светловолосый юноша с большой бородавкой на шее.

— Иди за мной, Сергей, — сделал приглашающий жест парень. — Грамоты боярские читать будем да писать. Федор Никитич проверить желает, сколь ты грамоте обучен.

— Идем, — согласился Чигирев. — А звать-то тебя как?

— Юрий Богданович Отрепьев я, — ответил парень.

Историка прошиб холодный пот.

Вечером, когда солнце, завершив свой путь по осеннему, внезапно очистившему небу, уже склонилось за горизонт, Басов нашел Крапивина. Подполковник сидел на завалинке около конюшни и сосредоточенно чистил оружие. Увидев старого друга, он повеселел.

— Здорово, Игорь, — прогудел Крапивин, — Долго же тебя боярин мурыжил.

— Любопытный он, — Басов присел рядом со спецназовцем и понизил голос: — Что думаешь по поводу всего этого?

— Хреново, — мрачно ответил подполковник. — Если уже на службу берут кого не попадя, без проверки, и сразу ставят в строй, значит, драка вот-вот начнется.

— И я так думаю, — согласился фехтовальщик. — Шпионят здесь наверняка почище нашего. До Годунова уже должно дойти, что Романовы собирают целое войско прямо под кремлёвской стеной.

— Либеральный он правитель или нет, это уж пусть Чигирев со своими товарищами решает, — поддержал друга Крапивин. — Если у Бориса есть хоть какое-то чувство самосохранения, он ударит, и очень скоро.

— И Романовы знают, что Годунов не сегодня-завтра ударит, — продолжил Басов. — Значит, постараются сыграть на опережение.

— Не успеют, — усмехнулся подполковник. — Ты же помнишь, что Чигирев говорил.

— Помню, — подтвердил Басов. — Но чего не было, того еще не было.

— Хочешь сказать, что здесь всё может пойти по-другому? — Крапивин внимательно посмотрел на друга.

— Я хочу сказать, что мне одинаково не хочется резать глотки людям Годунова во имя клана Романовых и убивать людей Романовых за ради благополучия Годуновых.

— Я свяжусь сегодня ночью с Первым, — пообещал подполковник.

— Твоя совесть всегда спокойна, когда ты слепо исполняешь приказы командования? — спросил Басов.

— Давай не будем сейчас об этом, — попросил Крапивин. — Что ты предлагаешь?

— Надо уходить. Сегодня же. Селиванову найдем что сказать.

— Ты хочешь уйти без приказа?

Басов насмешливо посмотрел в глаза другу.

— Я хочу вывести вас и себя из-под удара, — сказал он наконец.

— Я солдат и привык встречать врага лицом к лицу, — возразил подполковник. — Да и вы, уж извини, на службе.

— Как знаешь, — Басов прислонился спиной к бревенчатой стене и возвел глаза к небу.

— Игорь, о чем вы говорили с Романовым? — настойчивым голосом спросил Крапивин.

— О Китае расспрашивал, — ответил Басов.

Крапивин от злобы сжал кулаки. Всем своим нутром он чувствовал, что друг недоговаривает. Приближающиеся быстрые шаги заставили обоих товарищей обернуться. К ним почти бегом спешил Чигирев. Подойдя к завалинке, он быстро сел на нее и яростно зашептал:

— Новостей море. Во-первых, я разговаривал с самим Юрием Отрепьевым!

— Это что, родственник того самого? Григория? — уточнил Крапивин.

— Да нет, — отчаянно махнул рукой историк, — это же он и есть. Лжедмитрий Первый, в миру Юрий Богданович Отрепьев. При постриге ему дали имя Григорий. А потом уже люди смешали духовное имя и мирскую фамилию. Тот парень, который вышел к нам с боярином, с бородавкой на шее. Это он сам, представляете?!