Итак, этот огород. Расскажи подробнее, — Франческа все еще не могла отвести от гостьи глаз. Микела сложила руки под грудью. Я тоже когда-то была такой, как ты, меня тоже ждал муж, и обещание светлого будущего росло в моем животе.

— Ничего особенного… Как я говорила, мы подумываем устроить общий огородик. Как ты на это смотришь?

Раньше я тоже была счастлива, у меня были планы, чудесные причины вставать по утрам. Как у тебя.

— Что планируете посадить? — спросила Франческа твердым, ровным голосом.

— Мы подумали, — начала Микела; теперь она, должно быть, заметила, что Франческа смотрит на нее, и поменяла позу на более закрытую, — что можно начать с чего-то вроде базилика, спаржи, свеклы, кабачков…

— Кабачки сажают в июле, — серьезно сказала Франческа. — Спаржа — непростое растение, нужно отвести ей целый участок, специально подготовить его, особенно если хотите посадить ее сейчас. Требует много места. Не советую.

Ты все еще занимаешься любовью со своим мужем, верно? Так, да? Видно по тому, как ты улыбаешься.

— Хорошо, я запомню. Что скажешь насчет моркови и салата?

— Отлично. Самое подходящее время, — Массимо больше не смотрит на меня. Больше не прикасается ко мне. — О чем еще вы думали?

— Цветная капуста… — сказала она. — Репа.

— Нет, — возразила Франческа, — сейчас не подходящий месяц сажать репу.

Хорошо… Ты-то, конечно, все знаешь! — Микела сказала это слишком громко.

Я знаю, потому что мой муж научил меня этому, а чему научил тебя твой? Ты целыми днями фантазируешь о своем животе, а он тебя обнимает, верно? И говорит все, что ты хочешь слышать.

— Что муж говорит о ребенке? Франческа перевела взгляд на живот гостьи.

Микела прикрыла его руками, словно хотела защитить. У нее были красивые ухоженные кисти и идеальные запястья.

— Это девочка, — улыбнулась она, и было видно, что ей не по себе.

Франческа стиснула кулаки. Страдания скрутили кишки, голову, ее белые руки, очень белые, с прорезавшимися голубыми венами — теперь они походят на руки синьоры Колетт, с ужасом подумала Франческа. Я постарела.

— А папа? Что говорит папа? — настаивала она — Папа уже ее любит, — и на этот раз Микела снова невольно улыбнулась.

Любит.

— Что еще вы посадите? — Франческа посмотрела на нее темными глазами.

— Чеснок? — поколебалась Микела.

— Чеснок сеют в декабре.

Для моего мужа мое тело больше не существует. Мы раздеваемся только перед сном или чтобы принять душ, мы проскальзываем под простыни или под струю горячей воды. Его и моя нагота — это просто переход из одного состояния в другое, перед сном, перед выходом на улицу. «Спокойной ночи, любимая», — ион засыпает прежде, чем я успеваю сказать: «Массимо, я…» Но меня больше нет. Я всего лишь функция, вещь, которая кому-то нужна, как половник.

— Что-то еще? — она посмотрела ей в глаза.

— Не знаю… Тыквы?

— С тыквами надо подождать пару недель.

А ты, с вершины своей сказочной жизни, своего идеального мира, своей любви и своего влюбленного мужа, своей работы, которую ты не потеряла, напротив, беременность волшебным образом улучшила твое положение, ты, с вершины своего совершенства, как ты смеешь приходить ко мне домой, чтобы похвастаться своим безмерным счастьем, удачей быть той, кто ты есть? А?

— Еще?

— Я не знаю… Теперь у нас больше информации…

Как ты посмела прийти и сказать мне, что я неудачница? Что ты знаешь о том, какой может стать жизнь, когда каждый день душит тебя? Говори!

Франческа тяжело вздохнула. Микела посмотрела на нее странным взглядом, будто испуганным. Неужели последние слова прозвучали? Неужели она действительно сказала все, что пришло ей в голову? Франческа поискала ответ в глазах Микелы. Но та только сказала, вставая:

— Мы последуем твоему совету, спасибо. Но мне правда пора идти. — Не уходи. Мне больше не с кем поговорить. — Спасибо, Франческа, до скорой встречи.

Неужели она все время думала вслух? Боже, она все это сказала? Она не могла вспомнить. Она никогда ничего не помнила. Умоляю, скажи, я говорила вслух? Но на лице Микелы не было ответа.

Прости, хотела сказать Франческа. Не думай обо мне как о человеке, которого следует избегать. Мне нужен друг, мне ужасно нужен друг. Скажи что-нибудь успокаивающее. Но она боялась, что наговорила вслух всякого, и больше ничего не сумела выдавить.

Гостья встала. Надо ее проводить.

— Не беспокойся, все эти дома одинаковые, — улыбнулась ей Микела — натянуто, — погладила живот и исчезла за дверью.

Франческа снова осталась одна.

И снова упустила возможность найти друга, поговорить, найти кого-то, на кого можно рассчитывать.

«Она сумасшедшая», — перешептывались жильцы.

Они правы?

«Посмотри, как счастливы остальные», — сказал ей дом, когда дверь закрылась и они с Франческой остались одни.

«Я снова буду счастлива, девочки, мы с Массимо будем…»

«Он больше не Массимо, — сказал ей дом. — Вернее, больше не твой Массимо. Он тебе изменяет».

«С женщиной? — спросила она. — Красивой и молодой, в отличие от меня, уродливой и увядшей?»

Она много раз думала об этом. Массимо прятался за работой, а вместо этого нашел другую женщину. Красивую — веселую — счастливую — безмятежную-честную молодую женщину.

«Нет, — ответил дом, и это было решительное “нет”. — Других женщин не существует, Франческа. Это предательство куда глубже».

«Какое предательство?» — спросила она.

«Подумай об этом, Франческа. Если еще не знаешь».

С самого первого дня здесь она зря тратила свою жизнь (как растратила и ее мать? нет, она была счастлива со мной), и, если подумать, сказал ей дом, может, вина тут на самом деле не Массимо, а девочек. Да, это все их вина. Во всем виноваты девочки, они отобрали у нее все, злые эгоистки, очень злые, думали только о себе. Чудовища.

Я сама себя обманула, сказала себе Франческа. Обманула, уничтожила, раздавила.

«Было бы лучше, если бы они вообще не рождались», — заявил дом.

Она представила себе его глаза и посмотрела в них, сказав: «Нет».

Дом ответил: «Ты уверена?»

18

«Ты пропала». Она наконец нашла время принять душ, и в этот момент пришло сообщение от редактора. Застало ее в ванной, голой, словно крючок — червяка. Франческа не отвечала на регулярно приходившие сообщения, а в последние несколько дней на нее обрушился водопад звонков. На них она тоже не ответила.

Работа всегда была для Франчески источником жизни, влекла ее за собой. Да, она всегда