– Алевтина Лазаревна, – начала я, подойдя к ее столу и садясь на стоящее рядом кресло, – я частный детектив из Тарасова, и мне необходимо поговорить с вашей пациенткой Изольдой Прикладниковской. Вот моя лицензия.

Ермолаева оторвалась от компьютера и посмотрела на лист, который я ей протянула.

– А что вы от меня хотите, Татьяна Александровна? – спросила она.

– Ну как что? Поговорить с вашей пациенткой Изольдой Прикладниковской.

Странно, я ведь буквально минуту назад озвучила свою просьбу. Она что, уже забыла?

В это время запиликал ее сотовый. Ермолаева нажала на связь.

– Да, Никита, да… Давай вечером поговорим… Слушай, я занята! У меня пациент в кабинете!

«Это я-то пациент?! Ничего себе! Хороши же здесь порядки!! Врач обсуждает семейные дела по телефону в присутствии посетителей, путается, говоря о своих пациентах. Ну и дела!» – подумала я.

– Никит, ну что вы там, сами не можете разобраться? – продолжала Ермолаева. – Выдвинь нижнюю полку и поройся там. Там полно колготок! Найди что-нибудь! Все, не мешай мне!

Ермолаева поморщилась и швырнула свой сотовый на стол.

– Алевтина Лазаревна, – начала я, но Ермолаева меня перебила:

– Да, я отлично помню: вы хотите поговорить с Изольдой Прикладниковской.

– Да, – подтвердила я. – Где это можно сделать?

– Этого сделать нигде нельзя, – твердо ответила Ермолаева.

– Почему? – удивилась я.

– Пациентка продолжает принимать сильнодействующие препараты, – отрезала она.

Ермолаева снова уткнулась в компьютер.

– Алевтина Лазаревна, вы понимаете, я провожу расследование убийства, и поэтому…

– Убийства? – Ермолаева сняла очки и положила их на стол. – Вы сказали: расследование убийства? Или мне послышалось?

– Да, все верно, вам не послышалось, – подтвердила я.

– Ну, так и кого убили? – спросила Ермолаева.

– Я бы сначала хотела поговорить с Изольдой, – упрямо стояла я на своем.

Ермолаева причмокнула, потом снова надела очки и, вздохнув, сказала:

– Я же вам сказала, что она принимает сложные лекарства. И потом… Ее здесь нет.

– Как нет? Вы же только что сказали, что пациентка под сильнодействующими препаратами. Где же она?

– Выписалась, – кратко ответила Ермолаева.

– А как можно принимать сильнодействующие лекарства и находиться вне стен стационара? И где же она, в таком случае?

– Не знаю.

– Ладно, а когда она покинула ваш стационар? – спросила я.

– У нас не стационар, а диспансер, – поправила меня Ермолаева.

– Хорошо, ваш диспансер.

– Не знаю, я же не ее лечащий врач. – Ермолаева пожала плечами.

– Но хотя бы причину, по которой она у вас лечилась, вы можете указать? – спросила я.

Ермолаева снова сняла очки и посмотрела на меня.

– Вы хотите, чтобы я выдала медицинскую тайну?

– Я хочу понять, могла ли Изольда Прикладниковская убить своего мужа, Константина Прикладниковского?

Брови Ермолаевой поползли вверх.

– Так что же вы сразу мне не сказали про убийство?

Вот ничего себе!

– Алевтина Лазаревна, я же в самом начале сказала, что провожу расследование убийства, неужели вы не помните?

– Девушка, я все прекрасно помню. Не надо делать из меня ненормальную.

Ну вот, приехали.

– Алевтина Лазаревна, я ни в коем случае…

– Да, я очень хорошо помню эту пациентку, она ушла от нас месяца полтора назад, – вдруг сказала Ермолаева, хотя еще минуту назад ссылалась, что она не является лечащим врачом Изольды и по этой причине не знает, когда та выписалась.

– А лечилась она у вас сколько времени? – спросила я.

– Не менее четырех месяцев. Привезла ее к нам мать, ее приемная мать. У Изольды проблемы с алкоголем, и на этой почве начались проявления психиатрической болезни.

– А можно поподробнее? – попросила я.

– Что поподробнее? Мы же не в лекционной аудитории.

– Я и не претендую на роль студентки, Алевтина Лазаревна, мне просто необходимо прояснить для себя один вопрос. Если у Изольды были проявления психиатрической болезни, могла ли она убить своего мужа?

– Я вам точно могу сказать, что нет, не могла, – твердо заявила Ермолаева.

– Но почему вы в этом так уверены? Простите мой дилетантизм, но ведь психиатрическим пациентам часто слышатся посторонние голоса, которые приказывают им совершить убийство. Разве не так?

– В основном такие больные наносят увечья себе, а не другим, что бы им эти голоса ни внушали. Вот совсем недавно привезли пациента, который просверлил себе лоб. Как вы думаете, зачем?

– Голоса приказали? – предположила я.

– Да, а еще они потребовали, чтобы он вставил себе в дырку металлическую трубку.

– А это еще зачем? – удивилась я.

– Чтобы поддерживать связь с инопланетными существами.

– А-а, понятно.

– У нас тут разные пациенты, – вдруг разоткровенничалась Ермолаева, хотя совсем недавно клялась, что медицинские диагнозы – это тайна за семью печатями. – Вот сейчас лечится больной, у которого «облезла» кожа. Потому что его отравили фээсбэшники. А еще на одного пациента напали гитлеровцы, и он отбивался дубинкой. Его так с дубинкой и привезли в отделение, ни за что не хотел отдавать… Вот вы сидите в кресле.

– Да, сижу, а что? – Я огляделась.

Вроде бы ничего подозрительного нет, кресло как кресло.

– А то, что это кресло хочет вас съесть! – вдруг воскликнула Ермолаева. – У него же тряпичный язык имеется, вы разве не видите? Затащит сейчас вас в дырку между сиденьем и спинкой, и все! А лампа, вот видите ее? Она сейчас как спустится, да как укусит вас!

– Алевтина Лазаревна, что вы такое говорите? – воскликнула я.

– Это не я говорю, это наши пациенты говорят. У них и деревья на обоях от ветра колышутся, и цыплята в окна на десятом этаже заглядывают, и… Один даже умудрялся вызывать шквалистый ветер, знаете при помощи чего? При помощи своей ветровки.

– А Изольда тоже такое говорила? – спросила я.

– Да, с небольшими вариациями.

– Скажите, Алевтина Лазаревна, Изольда все время лечения пребывала у вас здесь? – задала я следующий вопрос.

– Да. А почему вы спрашиваете?