устраивает высшую власть. Если бы не устраивал – подставили бы запросто. С нашим губером ситуация вообще парадоксальная. Уж как пытались от него избавиться, и митинги собирали, и пикеты устраивали, а он все сидит! На своем губернаторском месте, разумеется. Не об этой ли «бомбочке» говорил Простовойтов? То есть критика в адрес первого лица области просто зашкаливает, а воз и ныне там. А все почему? Ну, если принять «решительные меры» к проштрафившемуся чиновнику, то есть снять его с занимаемой должности под напором общественности, то это будет выглядеть как слабость. А власть этого допустить никак не может. Возможно, да что там возможно, отчетливо «наверху» это понимают, но нельзя показать народу, что власть прогнулась. Вот пройдет время, поутихнут скандалы, тогда неэффективного руководителя по-тихому снимут и переведут на другую должность.

С коррупцией тоже вроде бы все понятно. Распил средств, откаты. Все уже учтено, все поделено и распределено. И по документам и отчетам – все как надо. Большая часть средств идет чиновникам, что останется – народу. Все участвуют в этом процессе, то есть воруют, кто больше, кто меньше. В центре, понятное дело, больше. Там масштабы несоизмеримы с периферией. Что же касается эффективности средств массовой информации в плане борьбы с коррупцией, то результат – ноль целых, ноль десятых. Писать и обличать можно хоть до скончания века, но, во‐первых, обвинения надо еще доказать, что весьма непросто при современном уровне юридической казуистики. А во‐вторых, даже имея доказательства на руках, ну что это даст? Ну, пошумит публика, повозмущается, а через некоторое время напрочь забудет. На кадровую политику это возмущение никоим образом не повлияет.

В общем, все заранее предопределено и повлиять на этот процесс журналистика вряд ли сможет.

Глава 2

После разговора с Простовойтовым я решила отправиться к Изольде. Но сначала я набрала Екатерину Григорьевну Прикладниковскую.

– Екатерина Григорьевна, это я, Татьяна. Хочу уточнить у вас, где именно сейчас находится ваша бывшая невестка? Дома или на лечении? Если на лечении, то где конкретно?

– Вы собираетесь заняться ею? – В голосе Прикладниковской мне послышались радостные нотки. Кажется, женщина абсолютно уверена в том, что ее сына лишила жизни его супруга. Посмотрим-посмотрим.

– Насколько мне известно, она сейчас лечится в психоневрологическом диспансере, – сказала женщина. – Хотя определение «лечится», на мой взгляд, к данному случаю не подходит. – Голос Прикладниковской звучал с холодным презрением.

– А почему вы так считаете? – спросила я.

– Потому что женский алкоголизм неизлечим, – отрезала мать Константина.

– Ну, хорошо. Скажите мне адрес, по которому находится психоневрологический диспансер, – попросила я.

– Пожалуйста, – с готовностью отозвалась женщина. – Партизанская улица, дом десять.

– Спасибо, Екатерина Григорьевна, – поблагодарила я. – Прямо сейчас я отправляюсь туда.

– Татьяна Александровна, сообщите мне, пожалуйста, о результате, – попросила Прикладниковская.

– Конечно, Екатерина Григорьевна, – заверила я ее, – мы с вами на связи.

Я отключилась, сориентировала навигатор и поехала.

Приехав на место, я припарковалась и, выйдя из автомобиля, остановилась.

Психоневрологический диспансер представлял собой целый медицинский городок, состоявший из нескольких корпусов. В основном это были двухэтажные здания, но встречались и одноэтажные. Внешний вид построек, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Как минимум здесь требовалась элементарная покраска. Собственно, и территория городка выглядела так же неприглядно. Бордюрный камень искрошился и местами отвалился, ступеньки, которые вели к корпусам, отличались значительными неровностями. Вывески на фасадах строений указывали, где что находится: «Приемный покой», «Реабилитационный центр», «Отделение кризисных состояний».

Я поднялась по ступенькам, которые вели в «Приемный покой». По логике вещей «Приемный покой» является первой ступенью любого медицинского стационара. По крайней мере, именно здесь можно получить ответы на интересующие вопросы о находящихся на лечении пациентах.

Открыв дверь, я вошла и оказалась в узком и длинном, как пенал, коридоре. По левой стороне расположилась «Справка». В двух ее окнах сидели молодая девушка и женщина среднего возраста в голубой медицинской униформе. На бейдже у девушки было написано «Лилиана Валерьевна», а женщину, судя по бейджу, звали Анастасия Алексеевна.

Напротив «Справки» я увидела кабинет с надписью «Психотерапевт». Около кабинета стояло несколько стульев. На двух из них сидели две женщины.

Я подошла к ним и села на рядом стоящий свободный стул. Мне необходимо было подумать, к кому обратиться за информацией об Изольде. В принципе можно было заявиться к главврачу, но без соответствующего документа со мной вряд ли стали бы разговаривать. Точнее сказать, поговорить-то поговорили, но это был бы очень формальный разговор. Я знаю по опыту и большой практике, как медики вообще, а психиатры в частности, не любят говорить о своих пациентах. И вряд ли я смогла бы получить ответы на свои вопросы. Необходимо было что-то придумать.

Между тем женщины рядом со мной вели о чем-то разговор.

– Приехала вот договариваться, чтобы положить свою свекровь, – рассказывала женщина с коротко стриженными светлыми волосами, – муж привез ее из Астрахани, она там одна жила. Сначала вроде бы ничего была, а потом что-то с головой приключилось. Хорошо еще, что успела позвонить и сказать: «Сынок, забери меня». Ну, по приезде она вела себя еще более-менее. Я, когда уходила на работу, оставляла ей в термосе обед. Она смотрела телевизор, по вечерам мы с ней гуляли в сквере неподалеку. А потом началось: перестала понимать, что к чему. Представляете, даю ей пирожок, а она меня спрашивает: «А что с ним делать»? Отвечаю: «Кладите в рот и ешьте». А она кладет в рот не пирожок, а салфетку, на которой он лежит!

– Вот это да, – сказала собеседница светловолосой женщины, кудрявая шатенка, и покачала головой.

– Но это еще не все, – продолжила светловолосая, – один раз она попросила у меня деньги, ну я ей и дала, особо не задумываясь. Так она каким-то образом, пока мы были на работе, добралась до железнодорожного вокзала и села в поезд. Ну, потом ее, естественно, сняли и вернули нам. Но что мы пережили за это время, пока шли ее поиски! Не дай бог никому пережить!

– А куда же она отправилась? – спросила шатенка.

– Да в Астрахань, к себе домой! Она же ничего уже не помнила. Не помнила, что живет уже у нас.

– И что, подлечить ее нельзя