Билли Кейл уже поручила двоим журналистам из отдела городских новостей сопровождать это дело.

Пальцы Ройбена бегали по экрану айфона, он набирал текст, описывая красочное трехэтажное здание школы, окруженное могучими дубами и россыпями полевых цветов — маков, маргариток и азалий, росших в тени деревьев.

Подъезжали родители детей, полицейские старательно отгораживали их от журналистов, бросавшихся на каждого приехавшего. Женщины плакали. Журналисты тщетно пытались пробиться к ним, топча цветы и отталкивая друг друга. Полицейские сдерживали их с растущим раздражением. Поэтому Ройбен решил выбрать место в задних рядах.

Врачи, юристы и политики — вот кто были родители этих детей. Школа «Голденвуд» была экспериментальной школой, но престиж ее был очень высок. Несомненно, выкуп потребуют огромный. Надо ли было спрашивать, приехал ли кто-то из ФБР?

Сэмми Флинн, молодой фоторепортер из «Обсервер», наконец-то нашел Ройбена и спросил, что ему делать.

— Снимай общие планы, — сказал Ройбен. — Сними шерифа, вон он стоит, на крыльце. Снимай так, чтобы дать общее ощущение от этой школы.

«Чем это поможет?» — подумал Ройбен. Он уже работал с пятью случаями преступлений, и всякий раз ему казалось, что пресса играет лишь роль хвалебного хора. Но в данном случае его терзали сомнения. Ладно, может, хоть кто-то что-то и где-то видел и теперь, увидев этот спектакль по всем каналам местного телевидения, вспомнит что-нибудь нужное, сопоставит с увиденным и сообщит.

Ройбен отошел назад, встав у корней невысокого дуба с серой корой и зеленой листвой. Прислонился к шершавой коре. Лес пах зеленью и хвоей, и этот запах вдруг напомнил ему, как он и Мерчент прогуливались по поместью в Мендосино. И внезапно он почувствовал страх. Почему он не рад тому, что он здесь, а не там? Не получится ли, что это неожиданное и странное наследство заставит его бросить его работу?

Почему ему это раньше в голову не приходило?

Он закрыл глаза, на мгновение. Ничего не происходило. Шериф раз за разом повторял одни и те же ответы на одни и те же вопросы, которые задавали ему из толпы со всех сторон.

Другие голоса. На мгновение ему показалось, что это голоса людей вокруг, но потом он понял, что они доносятся из дальних комнат здания школы. Плачущие родители. Учителя, лепечущие какие-то банальности. Люди пытаются утешить друг друга, хотя реальных поводов утешиться нет.

Ройбен почувствовал себя неуютно. Он ни за что на свете не включит это в репортаж. Постарался перестать слушать. Но вдруг до него дошло. Какого черта я все это слушаю? Если я не могу написать об этом в репортаже, то в чем смысл? Суть-то в том, что и писать особенно не о чем.

Он начал писать. Очевидные факты. Родители не выдерживают напряжения. Звонка с требованием выкупа не было. Ройбен решил, что в этом можно быть уверенным. Судя по тому, что он слышал, никаких звонков не было. Даже специалист по кризисным ситуациям лишь монотонно убеждал остальных, что такой звонок обязательно будет.

Вокруг все вспоминали прогремевшее в семидесятые похищение школьного автобуса в Чаучилье. Тогда никто не пострадал. Детей и учителей вывели из автобуса и посадили в грузовик, спрятанный в каменоломне. Вскоре они смогли сбежать оттуда.

«Что я могу сделать, реально сделать, чтобы помочь в такой ситуации?» — подумал Ройбен. Он почувствовал смесь усталости и возбуждения. Может, он еще не готов вернуться к работе? А может, он вообще уже не хочет к ней возвращаться?

К шести часам вечера, когда ситуация не изменилась ни на каплю, он снова сел в машину и поехал домой, через мост Голден Гейт.

Странное чувство усталости накатывало волнами. Каким бы здоровым он ни выглядел, Грейс сказала, что это нормальный эффект после наркоза, который применили, когда зашивали ему живот. А еще эти антибиотики. Он еще не закончил их принимать, и от них ему периодически становилось дурно.

Так что, приехав домой, он молниеносно напечатал примитивную статейку «с места событий» для утреннего выпуска и отправил в газету. Билли перезвонила через полторы минуты, сказав, что ей особенно понравилось упоминание про эксперта по кризисным ситуациям и про цветы, растоптанные журналистами.

Ройбен спустился на первый этаж, чтобы поужинать с Грейс. Та была немного не в себе в силу разных причин, в частности из-за того, что этим днем двое пациентов умерли во время операций. Конечно же, в обоих случаях надежды на то, что они выживут, не было с самого начала. Но даже главный хирург травматологического центра болезненно воспринимает потерю двух пациентов за день, и Ройбен просидел за столом несколько дольше, чем обычно. Вся семья обсуждала похищение школьного автобуса, в углу комнаты бормотал телевизор, и Ройбену оставалось лишь следить за развитием событий.

Потом он вернулся за работу. Составил ретроспективу по случаю похищения детей в Чаучилье, добавив информацию о преступниках, которые и по сей день сидели за решеткой. На момент похищения они были молодыми парнями. Интересно, подумал Ройбен, что с ними стало на самом деле за все эти долгие годы в тюрьме. Но нельзя делать это центральной темой статьи. Он должен написать ее в оптимистическом ключе. Тогда все дети и учителя остались живы.

Сегодняшний день был самым насыщенным с момента бойни в Мендосино. Ройбен долго стоял под душем, а потом отправился спать.

Его охватила сильнейшая нервозность. Он встал, походил, снова лег. Чувствовал себя одиноко, ужасно одиноко. Он ни разу не провел ночи с Селестой с момента трагедии в Мендосино. Да и сейчас, честно говоря, у него не было такого желания. Ему все время казалось, что если он сейчас решит заняться любовью с Селестой, то ранит ее, сделает ей больно, каким-либо образом оскорбит ее чувства. Разве не так все у них получалось последние дни, даже без проверки постелью?

Повернувшись, он обхватил подушку и представил себе, что он один, в доме на Нидек Пойнт. В старой кровати Феликса, а рядом с ним — Мерчент. Какая полезная бесплодная фантазия, чтобы заставить себя уснуть. Он уснул, провалившись в черную темноту, лишенную сновидений.

Когда он открыл глаза, на часах была полночь. Единственным освещением в комнате был работающий телевизор. За окнами горели огни большого города, собравшиеся в призрачные башни на холмах. Залив был совершенно темен, будто озеро мрака.

Неужели он способен видеть отсюда холмы Мэрин? Похоже, что так. Похоже, он видит их очертания, позади Голден Гейт. Но как такое возможно?

Ройбен огляделся. Он видел всю обстановку комнаты с потрясающей четкостью. Багет штукатурки в углах под потолком, и даже тоненькие трещины в потолке. Волокна древесины на дверях шкафа. Эти искусственные сумерки показались ему странно комфортными.

В ночи звучали голоса. Они просто шуршали неразборчиво. Но Ройбен чувствовал, что может выбрать любой из них и усилить. Но как он оказался способен на такое?

Ройбен встал и вышел на балкон. Положил ладони на деревянные перила. Его обдувал леденящий ветер, пахнущий морской солью, но он лишь освежал и взбадривал. Ройбен понял, что совершенно не боится холода, а лишь наполняется энергией.