Эдди знала про спондуликсы все, присутствовала при всех фазах феномена, за исключением его сотворения. И тем не менее новые деньги совсем ее не затронули. Она никогда их не тратила, если уж на то пошло, отказывалась принимать спондуликсы от Хонимена — хотя не слишком рьяно протестовала, когда он расплачивался ими за совместные обеды или выпивку. Хонимен считал такую разборчивость проявлением независимости, не более того. Еще она предпочитала не общаться с Пиволюбами, разве что только в компании Хонимена. Как бы то ни было, отстраненность от общего спондуликсового безумия, на взгляд Хонимена, только придавала ценность ее советам.

Закончив рассказ о последних событиях, Хонимен горестно покачал головой:

— Мне нужно как-то выпутаться из той истории. Я скажу Эрлу, пусть рисует на банкнотах самого себя, а салфетки с моим портретом изымет из обращения. Тогда я буду свободен.

— Сомневаюсь, что Эрл согласится. Будет слишком похоже на переворот, а потому подорвет доверие к спондуликсам. Он не может рисковать, меняя что-то в уже известной формуле, которая так хорошо работает. Ты все равно ему нужен, хотя бы как номинальный глава. А еще тебе надо оставаться с ними, быть гласом умеренности.

— Ты правда так думаешь?

— Да. Если ты надеешься что-нибудь изменить, тебе нужно поддерживать с ними связь и действовать изнутри. Нельзя давать Пиволюбам самим всем заправлять.

Хонимен сомневался, такое ли уж большое влияние он способен оказать. Но что, если он слишком зашорен? Эдди как будто непреклонно считала, что ему нельзя уходить… Он тут же решил последовать ее совету.

— Ладно, останусь с ними еще ненадолго. Но вечно это тянуться не может.

— Вот тут я согласна.

Хонимен погонял по тарелке несколько кусочков неведомо чего в кляре.

— Знаешь, только привычка заставляет людей здесь есть. Кормежка тут хуже не становится, но и не улучшается. Как насчет того, чтобы пойти потанцевать?

— Теперь дело говоришь.

Рука об руку они дошли до «Максвелла» на Вашингтон-стрит, где играла группа зидеко[12]. Эдди убрала очки в сумочку, и они танцевали до упаду. Постоянное вливание новоамстердамского пива уберегло их от полного обезвоживания. Когда в два часа ночи клуб закрылся, Эдди и Хонимен напились и устали так, что едва шли. Смеясь, они прошаркали по Вашингтон-стрит до дома № 17, гостиницы «Эльк-лодж», перед которой на пьедестале стояла золоченая статуя оленя в натуральную величину. Хонимен как раз пытался показать Эдди, как скакал на Баронессе, когда появились полицейские. Хонимен дал каблуками шпоры золотому оленю, чтобы он скакал быстрее. Но не получилось. Копы стащили его на землю, а Эдди, держась за бока, каталась по тротуару.

— Соберись-ка, приятель, ты идешь с нами в участок.

— Подожди-ка, Чарли. Это же тот парень на деньгах.

— Мистер Хонимен? Послушайте, вам не следует паясничать так поздно. С вами может что-нибудь случиться. Позвольте проводить вас домой.

На следующий день Хонимен пришел в закусочную поздним утром с чудовищной головной болью. Деловитая суета нагоняла тоску. И зачем вообще нужны такие штуки, как коммерция и деньги? Почему нельзя жить голыми в лесу и питаться ягодами и орехами?

Хонимен поручил Нерфболлу проинформировать свою команду о новой политике: спондуликсы не принимаются. Была изготовлена и вывешена вывеска с тем же текстом. Хонимен с надеждой ждал, что поток клиентов иссякнет. Тогда, возможно, в городе начнется паника, которая заставит людей отказаться от спондуликсов так же быстро, как они на них запали.

Не повезло. От новой перемены люди отмахивались как от чудачества Хонимена и за сандвичи платили долларами США. Если спондуликсы не берут здесь, так есть сотни мест, где их примут.

Около трех Хонимен обескураженно ушел из закусочной и отправился на поиски Эрлконига, собираясь признать свое поражение. Нерфболла он оставил вести мастер-класс по Методологии Возведения Сандвича:

— Повнимательнее, мальчики и девочки. Держите кусок хлеба на раскрытой ладони ровно, выбранную приправу намазывайте движением к себе, а не от себя…

Эрлконига Хонимен нашел на крыше пивоварни, где альбинос надзирал за рабочими, возводившими своего рода «воронье гнездо» на верхушке дымовой трубы.

— Как тебе это? — спросил он Хонимена. — Мы установили винтовую лестницу в трубе. Это будет мой президентский пентхаус.

Хонимен был слишком обескуражен, чтобы упрекать Эрлконига за мечты о призрачном величии, и только пересказал, что случилось ночью.

Эрлкониг сердечно хлопнул Хонимена по спине, да так, что тот едва не поскользнулся на скользкой черепице.

— Отлично, молекулка, я же говорил, все образуется. Нутром чую, нас ждут великие дела.

С реки налетел не по сезону холодный ветер, и оба они поежились.

— И я тоже, — сказал Хонимен.

Позднесентябрьский ветерок принес аромат жарящегося кофе, пока Хонимен стоял перед дверью пивоварни «Старый погреб», размышляя, стоит ли входить. Внезапно его охватило огромное и меланхоличное ощущение дежа-вю. Разве он не стоял тут каких-то четыре месяца назад, когда его жизнь была сравнительно простой и отягощенной, когда пришел за Нерфболлом? И разве его не посетило дурное предчувствие всех бед и тяжких трудов, которые свалятся на него, если он войдет? Если бы только он послушался внутреннего голоса! Но уже слишком поздно. Он увяз по уши, и никакого легкого выхода не предвидится. Теперь, чтобы выпутаться, не хватит всех сожалений на свете. Поэтому нет смысла мешкать на пороге.

Хонимен положил руку на врезанную в портал среднюю дверь. И тут почувствовал, как что-то ткнулось ему в колени.

Он опустил глаза.

Это была голова БитБокса, вылезающего через кошачью дверцу.

— Ох, извини, приятель, — сказал БитБокс.

— Да ладно, — отозвался Хонимен, отступая на шаг, чтобы Пиволюб мог окончательно выбраться.

Вопреки ожиданиям, на ноги БитБокс не встал.

— Что происходит? — поинтересовался Хонимен.

— Кардинал вот уже три дня как пропал, и мы пытаемся пройти по его следам. Мы решили, если хочешь найти кота, надо вести себя как кот.

В полном соответствии со своими словами БитБокс выполз, помедлил несколько раз на пути к Четырнадцатой, чтобы издать жалостное «мяу», — особенно когда в ладонь ему врезался острый камешек.

Хонимен переступил порог пивоварни. И тут же кто-то крикнул:

— Эй, вытирай ноги!

Подчинившись, Хонимен огляделся по сторонам. Пивоварня была уже полностью отремонтирована. С окон соскоблили черную краску, и теперь солнечный свет заливал сводчатое помещение первого этажа. Между до блеска начищенными котлами и чанами стояли диваны и кресла, столы для пинг-понга и пула, повсюду были разбросаны приставки для видеоигр, а пол устилал толстый ковер. Тут был даже выложенный плиткой и заляпанный краской закуток с мишенями, где можно было потренироваться в стрельбе из пистолета для «Выживания».