Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я шумно вдохнула от изумления и открытого поражения, выгнувшись от переполняющих ощущений, которые моментом позже разгорячили низ живота.
— Моя взрывная девочка, — Гордеев потянул пальцы на себя, доставив практически невыносимую боль, принудив меня захныкать и призывно ухватиться за его запястье. Он не прилагал усилия, только стискивал пальцами самую уязвимую часть груди, отчего тело бросало не то в жар, не то в холод.
— Максим, пожалуйста, — выкрикнула я, не справившись с такой внезапно острой болью, стараясь, лишний раз не двигаться, глядя на спокойного мужчину, который услаждался происходящим, поглощая мои эмоции.
— Ты просишь меня о большем? — пока я задыхаюсь от ощущений и безвыходности моего положения, Максим пленит вторую грудь, не менее дерзко заключая пальцами в тиски второй сосок, отчего, кажется, волосы на голове зашевелились.
Я закричала, когда он потянул меня на себя. Тело по инерции поддалось вперед, а я лихорадочно смотрю в сверкающие глаза мужчины, которые переливались довольством и хищным блеском. Его колено протолкнулось между моих ног, грубо поднимаясь, почти что натягивая меня на него. И все… Кажется, я начала терять себя не то в чувствах, не то в ощущениях.
— Ма-а-акс, — сбито прошептала я, сжав его оба запястья, дрожа от переполняющих меня чувств. — Отпусти… Мне больно… Пожалуйста, — мой голос стал тихим, покорным.
— Проси меня, умоляй, — опасно оскалился Максим, прогоняя по моей коже будоражащую волну мурашек.
Яростно бросив на него взгляд, я наблюдаю за его невозмутимостью, и уже готова была зарычать от этого пожирающего огня на собственной груди… Чертов садист!
Но вот срывалась я только на стон вместо десяток крепких словечек. Прикрыв глаза, содрогаюсь от любого его напора между моих бедер, и хочу только одного — его.
— Хватит. Слышишь? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Больно! — с набегающими слезами на глазах, уязвимо прошептала я на выдохе.
— Моя возбужденная девочка, — он выпускает один сосок из терзаний, опустив руку вниз, играю, пробирается пальцами между моих дрожащих ног, не спеша изучая влажность, доводя до судорожных подрагиваний всего тела. Каждым жестом он заставляет выгибаться ему навстречу, прикрывать глаза и закусывать губы… От блаженства. — Что именно тебе понравилось — грубость или боль? — поинтересовался мужчина, все еще удерживая второй рукой мою грудь в неистовом напряжении.
Я даже не осознавала, что болезненная страсть и возбуждение может стать настолько волнительным бурлящим коктейлем. Никто и никогда не вел себя так, как этот надменный Господин Гордеев. Никто не трогал меня так, как он. Никто не целовал с такой вспыльчивостью, как он… И никто не позволял себе играть со мной так дерзко и чувственно, доводя до растерянности и жажды.
— Наигрался? — его руки пробежались по мне нежными и мягкими ладонями. Оглаживая бедра, талию, живот и грудь, он рассматривает меня с такой теплотой в глазах, что невольно мое сердце волнующе трепыхается от сильных ударов.
— Да, мне попалась действительно упрямая малышка, — Гордеев поцеловал мой влажный висок, перебирая пряди волос своими пальцами. — Ты невероятная, Ярослава. Догадливая умная девочка, которая возбуждается от всего, что я тебе даю, — шепчет мужчина, опустив свои руки на талию, целуя мои плечи и шею.
— Максим… О статье… Ты так убедительно… Говорил, что на какую-то секунду я подумала, ты сможешь… К чем такие утренние игры? — я была немного в недоумении от этого всего накала, но под впечатлением, которое он произвел на мое дрожащее тело. Даже говорить стала немного заторможено, сложно излагая свои вопросы.
— Хотел убедиться в том, что тебя волную я, а не мое положение в обществе или состояние. Какой бы ты ни была хитрой дрянной журналисткой, не можешь скрыть своего вожделения, — промурлыкал мне на ухо Максим, разрывая полы рубашки. Пуговицы разлетаются в разные стороны. Его горячие губы с лаской опускаются на правый, ярко налитый сосок, отчего я содрогаюсь, хватая его за плечи, восторгаясь нежными ласками. — И когда я наскочил на твое неисчерпаемое возбуждение, понял, что ты моя женщина. Даже сейчас сводишь меня с ума своим вожделением горячего тела и страстью во взгляде.
Боль практически исчезла, словно в один миг отодвинулась, оставив безумное желание откинуться на столешницу и предложить себя Господину Гордееву… Ощущаю сильное напирающее на меня тело, его требовательные губы и щедрую влажность внизу от каждого развратного прикосновения мужчины. Это невообразимо противоречиво, но мое тело реагировало слишком чувственно на его ласку и прежде острую боль, перемешиваясь, доводя меня до абсолютного экстаза.
— Наконец-то, — прошептала я себе под нос, изнывая от ожидания, больше не в силах думать о чем-то еще.
Максим меня развернул, крепко прижимаясь горячей грудью к моей обнаженной спине. Наверное, меня могла разжечь даже его ладонь, поглаживающая поясницу. Он меня ужасно развращает и приятно раскрепощает!
— Я могу воздерживаться часам, лишь смотреть, как сильно ты жаждешь меня, — его губы касаются моей шеи, а попой я ощутила, как его эрекция врезается в меня, заставляя возбуждение распространиться по всему телу с удвоенной силой.
Мужчина давит на спину так, чтобы я легла на столешницу и нагнулась без ненужных слов. Он спускает мешающую ткань пижамных штанов и резко входит в меня, не подготовив, оставляя чувствительный шлепок на ягодице.
Я бесстыдно выкрикнула, вцепившись в столешницу и округлив глаза. Он ждет всем секунду, после чего принялся бурно вколачиваться в мое обмякшее тело. От приятных распирающих ощущений я развела ноги шире, чтобы он мог свободно двигаться, но Гордеев свел их обратно, принудив меня почти кричать и от острой наполненности внутри. Черт, как же там жжет… И, Господи, как хорошо!
— Когда будешь моей плохой малышкой… Будешь получать это… — он шлепает ладонью по моей заднице, давит на затылок, заставляя плотно прижиматься грудью к холодной столешнице. Невозможно не получить извращенное удовольствие от его рук, которые принуждают восторженно кричать от горячих возбуждающих шлепков.
Черт, да… Надо быть преимущественно плохой малышкой…
— А если будешь покладистой девочкой, позволю получать сокрушительные оргазмы, — он опускает руку вниз, к напряженным сведенным бедрам, где все горит и пылает.
Мне неловко, не привычно… Но как же опьяняющие хорошо! Он руководил моим телом, и это было единственное, где я без сопротивлений и неуправляемого характера позволяла быть ему главным. Позже можно возбудиться только от одних воспоминаний об этом моменте.
Похоже, он рассмотрел во мне ту, которая могла бы удовлетворять все потребности Господина Гордеева. Я же понимаю, что использую
