Я до сих пор не понимаю почему подруга визжит, стоит только о Суровом и его банде заговорить. Может это я какая-то неправильная? Может мне больше информации нужно, чтобы проникнуться к нему хоть какими-то эмоциями? Хотя… вряд ли этот бугай сможет изменить мое мнение о нем.

Глава 13.1

Суровый кривит губы в ухмылке, раскидывает руки на спинке дивана. Хорошо хоть снова сесть на свои колени не приглашает. И на этом спасибо.

— Ну, давай, Белоснежка, дерзай, — в его голосе слышится насмешка. Уверена, что он привык с девушками другим заниматься. Точно не разговоры вести.

— Говорят, что ты в детдоме рос? — Я выжидаю пока из помещения выйдет официант, который принес напитки и задаю свой вопрос. Зачем спрашиваю про детство? Наверное, хочу найти объяснение его хамскому поведению. И такому воспитанию. Может даже хочу, чтобы сердце сжалось от слезливой истории. Ведь все так умиляются, когда заговаривают о Суровом. А я напрягаюсь и ищу чем бы можно было обороняться. Это со мной что-то не так или со всеми остальными?

Демьян перестает улыбаться. Мне даже кажется, что немного напрягается. Не нравится эта тема? Или не хочет говорить об этом со мной?

— Да, так бывает, что дети живут не с родителями.

— И как долго ты там пробыл? Тебя кто-то усыновил или…

— Моя очередь, торопыга, жди свою, — снова скалится. Уходит от темы? Или моя девственность намного интереснее тема для беседы.

— Не было парня, с которым хотелось бы переспать, — выпаливаю быстрее, чем он снова начнет свою речь.

— Не было только траха или тебя даже никто не трогал?

— Это уже второй вопрос, — произношу и чувствую, как краснеют щеки.

— Это первый, — прищуривается, — ты, как всегда, побежала впереди паровоза.

Сжимаю пальцами стакан с лимонадом. Делаю большой глоток. Отвечать на его вопросы совсем не хочется. Они слишком личные. А ему что-то личное рассказывать нет никакого желания. Потому что я не доверяю. Но, к сожалению, я сама согласилась на такие правила. Так что придется вести этот диалог. Это точно лучше, чем если Суровый меня снова лапать начнет.

— Петтинг был, — произношу тихонько. Потому что я не привыкла такое обсуждать. Я и с подругами о таком не говорила. А с этим зверюгой делюсь. Кошмар какой-то.

У меня были парни. Я встречалась. И даже доходило до того, что мы ласкали друг друга руками… Но секса я не хотела. Не то чтобы там до свадьбы и все дела, нет. Я не старомодная. Просто… Ну… Это же нужно хотеть, правильно? С парнем переступить черту. Перейти на другую ступень отношений. А у меня желания не было. Вот ничего внутри не торкало. Я бы и не сказала, что от петтинга я много получила. Там скорее было… неловко. Ничего такого яркого и салютов не было. Подруги постоянно рассказывали истории про то, что от удовольствия в глазах темнеет и внутри все взрывается. А я неправильная какая-то. Ничего у меня не взрывалось, и желания повторять это больше и чаще тоже не возникало. Это скорее было из-за того, что парню это нужно. Подпустить чуть ближе. Разрешить прикоснуться. Ну вот есть же женщины, которые не получают от всего этого удовольствия. Ну вот я, наверное, из их команды. Просто не судьба.

— И никому не разрешила зайти дальше?

— Теперь моя очередь, — возвращаю ему его же слова и при этом слегка улыбаюсь. У Сурового даже глаза заблестели от всех этих разговоров. — Как долго был в детдоме и тебя усыновляли?

— С шести до восемнадцати лет. Не усыновляли. Проблемный был. Никто не рискнул. Я и не хотел. Не сошлись бы характерами. Я бы точно не был послушным мальчиком и чьей-то гордостью. — В его голосе появляются стальные нотки. Тема не та, которую он хотел бы обсуждать. Совсем не та.

Сама того не ожидая внутри что-то сжимается. Стоит представить маленького мальчика, хмурого, который считает, что против него весь мир. А он должен всем давать отпор и защищаться. Я даже не представляю какие мысли душат изнутри ребенка в такой ситуации. Он же точно задается вопросом почему так получилось. — Твой вопрос остается тем же?

Суровый кивает.

— Для меня секс не просто процесс. Это близость. Сближение с человеком. Доверие. Так что нет, никому не позволяла.

Он снова прищуривается. Вижу, что хочет развить тему. А я хочу узнать о нем больше. Хоть меня и пугает то, что я начинаю считать его уже не таким плохим человеком.

— Твои родители… Они погибли?

— Нет, мать алкоголичка, отец сидит. Меня забрали из семьи, потому что соседи сдали, что неделями у нас не было еды. Меня забрали. Мать не протестовала. На один рот меньше в доме.

Горло сдавливает, и я сдерживаю хрип. В носу начинает щипать. При живых родителях… Он неделями не ел. Его еще и били, да? Господи. В последний момент ловлю себя на том, что мне хочется придвинуться ближе и взять его за руку. Хорошо хоть вовремя в себя прихожу. Тряхнув головой, смотрю на мужчину.

— Твоя очередь задавать вопрос.

Но вместо этого Суровый хмурится и подается вперед. Впивается взглядом в мои глаза.

— Не стоит искать причину тому почему я такой какой есть, Белоснежка. Не стоит меня романтизировать. Потом же сама разочаруешься в своих надеждах.

Глава 14

Нервно сжимаю и разжимаю пальцы. После нашего ужина у меня какие-то смешанные эмоции. Демьян сам резко свернул наш разговор. После того как я расспросила его о детском доме и родителях, я уловила смену в его настроении. Он резко стал серьезным. Прекратил сыпать своими пошлыми шуточками. Мне даже показалось, что я увидела его настоящим. Маска спала. Да, пускай ненадолго. Но теперь я мучаюсь в сомнениях. Он сказал не романтизировать. Но ведь я просто пыталась понять о нем хоть что-то. И я поняла. Поняла, что он бы мог стать другим, если бы не родители, которые не смогли дать ему любовь