— И знаешь, что еще?

— Нет. — Джона охватило раздражение.

— Когда я увидела, как ты трудишься, поняла — вот мечта всех женщин.

И тут уж Таггерт не удержался. Расплылся в довольной улыбке. А затем по примеру Боуен зачерпнул пригоршню снега и бросился за своей добычей. Снежки один за другим сыпались на Женевьеву, она не успевала увертываться, что дало ему возможность поймать ее в рекордно короткий срок. Он обхватил девушку руками. Она чуть не задохнулась от смеха, а потом они оба упали. Несколько секунд лежали на снегу молча. Затем Джон, склонившись над девушкой, произнес:

— Попалась, ангелочек. Теперь не уйдешь. Теперь…

Ангелочек. Это ласковое слово сразило ее наповал. На душе стало так тепло, однако она попыталась скрыть свои эмоции.

— Ох, — вздохнула Боуен. — Ты действуешь, как настоящий громила. Навалился на меня…

— Громила? — Крошечная складка-галочка образовалась меж его бровей. — Откуда, черт возьми, ты нахваталась таких сравнений?

— Я не выдам тебе своих секретов.

— Колись.

— Ни за что.

— Посмотрим. — Одной рукой Таггерт прижал ее к земле, в другую набрал снега. Его взгляд пробежался по ее груди, опустился до талии, затем он снова посмотрел ей в лицо и ухмыльнулся.

— Ты не посмеешь тронуть меня. Я приму меры…

— Как страшно. Я весь дрожу с перепугу. Боюсь.

— Джон…

— Слишком поздно. Слишком. — Он локтем приподнял свою рубашку, чуть оголил ее живот и прижался к нему разгоряченным телом.

— 0-о-ой… — заверещала Женевьева. Она брыкалась и извивалась, делая все возможное, чтобы скинуть его с себя. Со страшной силой молотила руками и ногами воздух и наконец сдалась, понимая безуспешность своих попыток. Руками обвила его шею, ногами — бедра. И мороз нипочем. Хотя не так уж было и холодно.

Она каждой клеточкой почувствовала его возбуждение. Глаза Таггерта светились таким безумным желанием, что у нее захватывало дух.

— О, Джон, — тихо прошептала девушка, заражаясь его невероятной страстью.

— Да, — пробормотал он и жадно припал к ее губам.

Поцелуй на снегу оказался горячим. Женевьева таяла, как снежинка на солнце, не противясь настойчивости его языка. Сквозь многослойные одежды жар тела Джона проникал в нее с огромной скоростью. Голова кружилась, во рту пересохло.

А потом он встал, поднял ее на руки и понес к домику. Она не сопротивлялась. Жаждала получить все, что он мог дать.

— Я никогда не занималась любовью днем, — тихо призналась Женевьева, наблюдая за тем, как Таггерт быстро раздевается.

То, что они приготовились к сексу в такой час, для нее было действительно необычно. Ну не привыкла. Бывает.

Происходящее казалось каким-то волшебством. Откровенная и доверительная ситуация.

— Но в этом нет ничего зазорного, — подбодрил девушку Джон, обнажая широкие плечи и мощную грудь. — Это же прекрасно.

Она заставила себя успокоиться, несмотря на бешено скачущий пульс — ведь еще не видела Таггерта полностью обнаженным при дневном свете.

— Знаешь, когда мне было шестнадцать лет, я привел одну девушку домой… — Его глаза подернулись дымкой воспоминаний.

— Не продолжай. Я все поняла. — Ей вдруг взгрустнулось. Сколько же было подруг у этого красивого мужчины? Наверняка прошел огни и воды. Но тогда почему в глазах такая печаль?

Ей захотелось прижать его к себе, утешить, успокоить. Впрочем, он такой гордый. Явно не приемлет жалости к себе.

— О чем ты думаешь? — взволнованно спросил Таггерт, внимательно изучая лицо девушки.

— Я просто… — она загадочно улыбнулась, а потом вдруг встала на колени и прижалась открытым ртом к его пупку.

Женевьева медленно покрывала поцелуями его грудь и живот, языком играла с сосками, ее пальцы выводили сложные узоры, пощипывали, разглаживали кожу. Из его горла вырывались страстные вздохи.

Затем он положил руки ей на голову, слегка отстранил от себя.

— Женевьева, — в глазах мужчины появилось ранее незнакомое выражение.

Она коснулась рукой лица Джона.

— Что?

— Я хочу… — Таггерт запнулся, и партнерша увидела, как раскраснелись его щеки… Он провел пальцем по нежным, полным губам девушки.

Женевьева все поняла. Подвинулась, давая ему возможность устроиться поудобнее. Одарила своими ласками его возбужденную плоть. Потом они поменяли позу. Девушка была влажной и жаждущей. Его бедра двигались медленно, глубокими толчками. Их взгляды замкнулись друг на друге — мужчина и женщина не могли и не хотели закрыть глаза, ни отвести их в сторону.

Он казался ей настоящим мужчиной, самим совершенством. Необыкновенно красивым, волевым, сильным. Никогда в жизни не доводилось ей испытывать такое блаженство. Женевьева Боуен, обретя внутреннюю свободу, готова была идти за этим человеком на край света. Готова была подчиняться ему во всем.

Только Джон. Навсегда. Навечно.

Женевьева вскрикнула. Он усилил натиск.

— Милая, я не могу больше сдерживаться.

— Делай, как считаешь нужным. — Ее голова закружилась от удовольствия.

Восхитительный жар его тела и ее собственный отклик на ласки породили фонтан эмоций, сравнимый лишь со взрывом настоящего, пенного шампанского, которое трудно удержать в бутылке.

Она погрузила руки в густые темные волосы Джона и отчетливо произнесла:

— Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

Обернувшись вокруг мужчины влажной, теплой лентой, она все больше растворялась в нем.

Его тело сотрясала сладостная дрожь. Он снова прижался к ее нежным губам.

Джон Таггерт Стил держался за маленькую брюнетку, как за спасательный круг во время сильного шторма. Стихия любви круто изменила его жизнь.

— Тебе не следовало этого делать, — тихо сказал Джон, помассировав отяжелевшие плечи и опустив ноги на пол.

— Делать что? — с недоумением спросила удивленная Женевьева. — Она отдернула смятую простыню и тоже села.

— Говорить то, что ничего для тебя не значит.

Короткая пауза. Затем девушка заявила торжественным голосом:

— Я сама решаю, что для меня имеет значение, а что нет. Вот так. Ясно?

Таггерт повернул к ней растерянное лицо. Он не верил этой маленькой непредсказуемой бестии. Ну призналась в любви. Чего только не скажешь в минуты страсти.

— Послушай, Жен. У нас был великолепный секс. Но не рано ли говорить о высоких чувствах? По-моему, ты слишком спешишь…

— Поверь мне, я полностью отвечаю за свои слова.