Все поздравили меня с великолепным подарком.

– Ну, Михал Васильич, потрафили вы мне. О лучшем подарке и мечтать нельзя!

– Ладно благодарить. Пользуйся на здоровье да корми ребят повкуснее.

Привезённые примусы оказались большим подспорьем в моих кухонных делах. На них водрузили дюралевые баки со снегом, который на глазах превращался в воду. На газовых плитках эта процедура длилась часами, а от вододобывающего агрегата пришлось отказаться. АПЛ сжирал тьму бензина, запасы которого были ограниченны.

Дневник

1 ноября

Сегодня ждём прилёта Задкова. Все взволнованы: сядет – не сядет. А вдруг полоса окажется маленькой? А вдруг её неожиданно сломает? Эти опасения терзают нас весь день. К тому же у всех в душе ещё не зарубцевалась рана от трагедии, происшедшей с самолётом Осипова. Но особенно волнуется Комаров. Он не только ответственный за аэродром, но и бывший лётчик, хорошо знающий, что такое «неожиданность» в авиации. За оставшиеся до прилёта часы он буквально истерзал себя и своих помощников. С утра бегает по аэродрому, заставляя засыпать снегом и утрамбовывать каждую подозрительную трещину, срубать каждый бугорок. Из больших банок, наполненных соляркой и ветошью, соорудил новый посадочный знак, расставив их в виде большой буквы «Т».

Наконец где-то на юго-западе послышался звук моторов.

– Летит! – заорал Комаров. – Зажигай сигнальные огни!

Одна за другой запылали банки с соляркой, расставленные вдоль взлётно-посадочной полосы.

В тёмном небе отчётливо засветились бортовые огни самолёта – зелёный и красный – и ослепительно ярко вспыхнули самолётные фары. Комаров пустил зелёную ракету: посадка разрешена. Задков прошёл над полосой, развернулся, осветив её фарами, сделал круг и пошёл на снижение. Мгновение, и колёса коснулись льда. Задков мастерски «притёр машину» у самого «Т». Гигант Пе-8 помчался по аэро- дрому, подняв снежные вихри четырьмя винтами, и, визжа тормозами, остановился за много метров до конца полосы. Развернувшись, он медленно покатил следом за Комаровым, размахивающим факелом.

Лётчиков окружили, жали им руки, поздравляя с успешной посадкой – первой в мире посадкой тяжёлого многомоторного самолёта на лёд в полярную ночь.

Пока экипаж с помощью зимовщиков разгружал машину, Задков, прихватив Комарова, отправился осматривать лётную полосу. Когда они вернулись, по довольному, обычно неулыбчивому лицу Задкова мы поняли, что наши труды не пропали даром.

– Молодец, Михал Семёныч, – сказал Задков, – полоса просто отличная. Сказать честно – не ожидал.

– Тогда пошли пить чай, – сказал Сомов.

– Извини, Михал Михалыч, почаёвничаем в следующий раз. Следом за нами летит Титлов. Надо ему освободить место.

– Хозяин – барин, – улыбнулся Сомов, – только у меня к тебе просьба. Хочу слетать с тобой на Шмидта, зуб вырвать. А то уже три дня мучаюсь. Терпежу никакого нет.

– Ну как отказать такому знатному пассажиру? Места у нас хватит.

Пока Сомов сходил в палатку за портфелем, экипаж, закончив разгрузку, преподнёс нам неожиданный и весьма приятный подарок – мешок со свежим картофелем и ящик с репчатым луком (тоже немороженым).

Не успели растаять в темноте огни Пе-8, как снова послышался гул самолётных двигателей, и через несколько минут мы уже копошились у грузовой дверцы, перетаскивая свёртки оленьих шкур, банки с пельменями и пятнадцатисуточными продовольственными пайками.

2 ноября

Мы снова волнуемся, поджидая самолёт Задкова. Но всё прошло благополучно. Он отлично посадил свой тяжёлый бомбардировщик на ледяное поле и, оставив экипаж разгружать машину, пошёл передохнуть в кают-компанию. Вместе с ним на станцию вернулся Сомов. За чаем, всё ещё держась за щёку, он поведал нам о своём визите к шмидтовскому зубному врачу. Тот прямо из кожи лез, чтобы выведать, откуда на его голову свалился необычный пациент. Вроде ни одного самолёта с Большой земли не было, да и лицо незнакомое.

Но пациент хранил глубокое молчание и лишь ойкнул, когда злополучный зуб выдернули из десны и он звонко шлёпнулся в эмалированную кювету. Этот рейс был последним, и Задков, попросив вахтенный журнал, сделал прощальную запись: «Нельзя не отметить и не оценить по достоинству напряжённый труд коллектива, в сочетании с российской смекалкой, в создании посадочной площадки на паковом льду. Площадка совершенно ровная и поддерживается в хорошем состоянии. Неоднократным приёмом самолётов различных типов, включая четырёхмоторный тяжёлый корабль, полярной ночью коллектив открыл новую страницу в освоении Центрального полярного бассейна. Задков, Зубов».

Перед отлётом в кают-компании вновь появился бортмеханик Иван Коратаев и, широко улыбаясь, положил на пол мешок. Мешок шевелился, издавал странные звуки, похожие на тихое похрюкивание.

– Это вам, доктор, персональный подарочек от членов экипажа.

Он развязал мешок, и из него высунулись пятачки живых поросят.

– Ну, доктор, – рассмеялся Сомов, – хорошую свинью вам подложили летуны!

Подарок был очень неожиданный, и я несколько растерянно взирал на двух упитанных поросят, выползших из своего убежища. Бедняги дрожали от холода, и я, загнав их обратно в мешок, потащил в свою палатку, где включил на полную мощь обе газовые конфорки. Немедленно палатка наполнилась советчиками-остряками, а пришедший в полный восторг Ропак то и дело норовил лизнуть поросят прямо в чёрные холодные пятачки.

Коля Миляев не упустил случая прокомментировать это событие украинской пословицей: «Не мала баба клопоту, той купила порося». 4 ноября в последний (восьмой) раз прилетел Титлов. К неописуемой радости Комарова, в кабине самолёта оказался автомобиль ГАЗ-64. Его выволокли по толстым доскам на снег. И хотя машину доставили в разобранном виде, Комаров то и дело похлопывал рукой по остывшему металлу, приговаривая: «Це вещь. Он нам ещё, голубчик, послужит».

С самолётом Титлова нас покидают «последние из могикан» – Благодаров, Яцун и Зайчиков, а вместе с ними Трёшников и Водопьянов.

Все собрались в кают-компании, выпили по прощальной чарочке спирта. А в вахтенном журнале появилась новая запись: «Уходя от вас последним самолётом на материк и оставляя ваш маленький коллектив на долгую и суровую полярную ночь, хотим заверить вас в том, что лётный состав полярной авиации всегда с вами. В любую точку на льду мы прилетим к вам, если нужна будет наша помощь. Уверенно и спокойно продолжайте выполнение возложенных на вас задач.

Мы восхищены вашей работой и мужеством, которое вы проявляете ежедневно, а в особенности в дни организации аэродрома и приёма самолёта в суровую полярную ночь Арктики. Желаем вам успешной работы, бодрости духа.

Жмём ваши руки.

Экипаж Н-556: Титлов, Сорокин, Фёдоров, Шекуров, Челышев, Водопьянов».

Вдоль полосы расставили банки с соляркой и ветошью и составили «Т».

– Ну что ж, – сказал Водопьянов, – присядем по русскому обычаю перед дорогой.

Мы молча расселись вокруг стола. Я оглядел моих новых друзей.