В экономическом отдел работала Шелли, она приехала из Южной Африки. Ее оторвали от работы и поручили срочно перевести техзадание на английский. Она перевела. Но она не инженер. Руководитель проекта Ауи Гасман полдня редактировал перевод. Потом отдал Шелли перепечатать.

Я написал почти половину программы, и тут позвонили заказчики и сказали, что в техзадании кое-что надо изменить. Я сказал Ауи, что так работать невозможно. Изменения нельзя вносить по ходу работы. У меня жесткие сроки. Я должен закончить к моменту, когда будет готово железо. Их можно будет добавить потом. Он согласился со мной, позвонил заказчикам и долго с ними ругался.

После интеграции, я ездил на завод. У них была огромная электронная модель, имитирующая весь самолет. Они туда подключали наш блок и делали свою интеграцию. Я познакомился заводскими конструкторами. Двое из них говорили по-русски, они приехали в Израиль еще в 1972 году. Некоторые изменения в программу я вносил по ходу их интеграции.

Я довольно тесно сотрудничал с Моти и Яиром, двумя техниками из Бейт-Шеана. Они хорошо работали. Но глубокая религиозность сильно усложняла им жизнь. Моти рассказал, как он поехал в командировку в США. Прилетел в пятницу. Поселился в гостинице. Прилег отдохнить и заснул. Проснулся, а уже темно. Значит, шабат наступил. Собрался пойти поесть и вдруг видит: замок в дверях электромеханический. Чтобы отомкнуть, надо нажать кнопку. Это считается работой, а в шабат работать нельзя. Нельзя зажигать огонь, включать и выключать электричество. Он сутки просидел голодный в номере. Правда, в холодильнике была кока-кола.

Как-то вместе с Моти и Яиром поехал я на авиазавод на интеграцию. Машину от работы вел Моти. Я был пассажиром. Мы приехали часов в 10 утра, работали до 12. В 12 на заводе обед. Мы пошли в столовую — там роскошная столовая. У входа в рамке висит свидетельство о кошерности. Они увидели, что не тот раввин подписал — им здесь есть нельзя, и ушли. Я пообедал, вернулся на рабочее место. Выяснил, что они вместо обеда попили кофе из автомата с пачкой печенья из другого автомата. В 5 часов мы поехали домой. Ехали через Од а-Шарон, Там прямо возле шоссе масса ресторанчиков, кафешек. Нашли парковку и начали обходить одно заведение за другим. Мне говорят: “Ты-то можешьь поесть в любом месте. Я отвечаю: “Да ладно, поем вместе с вами”. Наконец они нашли ресторанчик. Там на стенке было три свидетельства о кошерности от разных раввинов. Мясо все-таки они там есть не решились, взяли фалафель. А я взял шуарму из индюшатины в пите. Поели, поехали дальше. Оне довезли меня до дому — это как раз по дороге на Бейт-Шеан.

Как-то ко мне подошла Шелли, которая переводила для меня техзадание. Она спросила, знаю ли я Excel. Я сказал, что знаю. Она попросила помочь. Я пришел к ней в кубик. На ее компьютере была огромная таблица. Ей нужно было поставить еще несколько столбцов, а а она дошла до предела. Больше нельзя. Я предложил вместо одной таблицы сделать несколько. Когд слишком много столбцов, они даже на экране все не помещаются. Она сказала, что ей нужно данные брать из таблиц, выполнять над ними арифметические действия, а результаты вручную вписывать в новый столбец.

— Как, — удивился я, — ты не пользуешься формулами и макросами?

— Я не умею.

Вычисления у нее были нехитрыми, но их нужно было делать многократно. Тогда я быстро написал для нее несколько макросов, сделал панель с виртуальными кнопками, к которым привязал макросы.

— Вот, теперь ты будешь работать так: помечаешь нужную строку, нажимаешь кнопку. Excel сам все посчитает и впишет в нужное место.

Шелли рассказала, что предки ее приехали из Голландии в Южную Африку. Внешность её напоминала портреты Рубенса. Она была высокая, крупная блондинка. А лицо детское. Жила в кибуце вблизи иорданской границы. Замужем. Четверо детей.

Потом ко мне пришла ее начальница сказать спасибо.

* * *

После двух с половиной лет жизни в Маген-Шауле, мы взяли ипотечную ссуду на 28 лет и купили дом в другой деревне в 10 км к югу от города Афула. Заселиться туда мы смогли еще через год, осенью 1994 г. Это дом из легких материалов, подарок от американцев Еврейскому агентству. Поэтому нам продали его сравнительно недорого, раза в три дешевле, чем аналогичный дом из бетона. Дом одноэтажный двухквартирный с отдельным входом в каждую квартиру. Квартиры трёхкомнатные: салон с крохотной кухней и две спальни. Ванная и туалет совмещенные. Общая площадь одной квартиры 60 кв. м. При доме большой участок земли. Наконец каждый член семьи получил свою комнату.

Мы выбрали место, где в пределах шаговой доступности есть магазин, поликлиника, детский сад и школа (с 1 по 6 класс).

Хозяином магазина был Меир, отец Габи, у которого я работал. Однажды я пришел в магазин, а Меир говорит: тебе от Габи письмо. И передал мне толстый конверт. Я открываю, а тан деньги и записка: “Я тебе задолжал. Ты не мог бы мне позвонить?” И номер телефона. Два года спустя обо мне вспомнил. Звоню ему, он рассказывает, что подготовил очередную версию своей программы проектирования ирригационных сетей, но некоторые мои модули, написанные на Си, не работают. Не мог бы я посмотреть?

Я предложил прислать мне файлы. У меня дома уже был компьютер. Посмотрел, и нашел, что он потерял модуль с кусочно-линейной интерполяцией. Я его быстренько написал заново, откомпилировал и отослал.

Вскоре на Раду пришел новый руководитель программистов Бени Фальк. Он работал в Герцлии, поэтому мне часто приходилось работать там. Правда, мне дали от работы машину, Шкоду - тендер. Каблучок.

Бени Фальк тоже говорит по-русски. Он окончил университет в Иерусалиме. У него своеобразный стиль работы. Он сначала пишет подробнейший план, а потом скрупулезно его выполняет. Он внедрил операционную систему реального времени для устройств с мощным процессором i386.

В Герцлии мне довелось работать еще с двумя друзьями. Они электроники, но разбираются в программировании. Их звали Шмулик и Срулик. Оба лет тридцати. Шмулик — высокий стройный