Он уставился на меня из-под отяжелевших век, в глазах плавали шальные огоньки. Губы кривила пьяная усмешка. Таким я Стацки видел впервые. Он мог позволить себе чуть-чуть коньяку, но оставался всегда в рамках приличий.

– Наше вам с кисточкой, Зрячий, – ухмыльнулся ветеран. – Как продвигается расследование преступлений против Агентства?

– Здравствуйте, Стефан, – выдохнул я вместе с воздухом боевой задор и присел. – Вы о чем?

Он полностью в курсе событий? Как же насчет секретов, нежелательного подключения та́йников и прочей конспирации? Допустим, Стацки пытались привлечь к вопросу, и он знает о проблеме, хоть и отказался участвовать. Однако у меня сложилось впечатление, что ему известен и результат вчерашней процедуры.

Стацки оперся, почти лег на стол и уставил в меня прокуренные пальцы с зажатым окурком:

– Бросьте, Мартин, – нараспев протянул он. – Вначале администрация с экспертизой ищут кого-либо, кто возьмется разобраться с бедолагой оператором, попавшим впросак. Потом означенный бедолага неожиданно умирает от острого сердечного приступа. А заодно в госпиталь попадает тот, кто с ним работал. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы связать одно с другим.

Так и есть, его тоже приглашали на беседу, предлагали, а он…

– Почему вы отказались, Стефан?

– Потому что я уже играл в эти игры.

Стацки откинулся на спинку стула, на столе осталась лишь рука с забытым окурком. Он уставился куда-то в угол, веки прикрыли налитые мутью глаза, но голос прозвучал неожиданно трезво и внятно:

– Я говорил вам, что тема управления поведением людей уже разрабатывалась. Давно это было… Нам тогда поставили вопрос – как работать с информацией, как строить линии судьбы, чтобы человек поступал определенным образом? Можно ли через информационное воздействие запрограммировать отдельного человека, а еще лучше – группу людей на определенные поступки?

Стефан невесело улыбнулся воспоминаниям.

– Мы были молоды… Хотелось интересных сложных задач, неожиданных ярких решений. Хотелось славы, хоть бы и в пределах собственного Агентства. Из нас, тогда еще начинающих сенсов, сформировали группу. Четыре человека получили одну и ту же задачу: провести процедуру и завершить ее финтом так, чтобы клиент потом выполнил некие заранее оговоренные действия. Например, пошел и купил в ларьке коробку определенных папирос. Кто были эти испытуемые, я не знаю – от нас это скрывали, да мы и не интересовались…

Он помолчал.

– Все четверо уже имели опыт работы. Обладали своими методами, отработанным финтом, но результата никто получить не смог. Объект никогда не выполнял задание полностью, всегда что-то путал. Потом двое отошли от программы, заявив, что задача не имеет решения и управление людьми невозможно в принципе. Но двое остались – я и Ворон…

До этого момента я молча слушал, не пропуская ни слова, но тут встрепенулся:

– Как вы сказали, Ворон?

– Да, Ворон, – задумчиво повторил Стацки. – Так мы его называли. Кроме прозвища мы ничего про этого человека не знали… Он был талантлив, Мартин. По-настоящему талантлив. Он говорил, что танец, любовь и бой есть один и тот же процесс, проявленный в разных своих ипостасях. Все три действия – грани единого целого, а целое это поворачивается к нам той стороной, которую мы в состоянии воспринять. Отсюда танцевальные па могут походить на движения во время любовного соития. Любовь сродни завоеванию, схватке между мужчиной и женщиной. И, наконец, бой должен выглядеть со стороны как танец. И любая из этих граней – прямой путь к информационным структурам. И не просто к структурам, а туда, где нет различия между причиной и следствием. Где действительно зарождаются все происходящие в реальности события.

Стацки потянул из кармана заветную флягу, жестом предложил мне, и я так же жестом отказался. Я сейчас жаждал не коньяка, а продолжения рассказа. Стацки хлебнул из фляги, пожевал губами, и я не выдержал:

– Что же было потом, Стефан?

– Потом… А потом произошли мутные события, Мартин. Ворон увлекался фехтованием. Встречался с такими же любителями поножовщины, как и он сам, – был у них свой клуб по интересам. Пропадал там целыми днями. Часами мог рассказывать о холодном оружии: кинжалах, мечах, рапирах. Он не уставал повторять, что фехтование есть бой, совмещенный с танцем, почти готовый мостик к решению нашей задачи.

– Он добился успехов? – с замиранием сердца спросил я.

– Как сказать… Столь ярко, чтоб объект выполнил команды точно и в срок, такого результата он не получил. Но продвинулся дальше всех нас намного. Задания были простыми, объекты иногда путались, и всё же… Представьте себе человека, который в определенное время приходит в определенный дом, имея при себе мешок динамита. Поджигает фитиль и сосредоточенно ждет, когда прозвучит взрыв. Это не религиозный фанатик, не сумасшедший и не самоубийца. Это совершенно обычный, среднестатистический гражданин Республики. Конечно, задача была учебной, и динамит тоже, но я видел такое однажды собственными глазами. Реального воплощения подобные операции не получили, и всё же…

Оператор вновь замолчал, раскуривая сигару, но потом продолжил:

– А кстати, Мартин, Венера тоже знала Ворона. Она не входила в экспериментальную группу, но была с ним знакома через меня. Порой мы весело проводили время в кабачках и дансингах. Так вот, Венера слушала рассуждения Ворона, раскрыв рот, и, похоже, кое-что запомнила. А может, и применяет сегодня в работе. Ну да бог с ней, разговор сейчас не о том. Я тоже слушал своего товарища с неподдельным интересом, хотя мой финт лежит в совершенно иной плоскости. А потом, неожиданно, Ворон пропал. Говорили, что он убил человека на дуэли. Я знал, эти любители поножовщины в своем клубе практиковали такие вещи – биться до смерти одного из поединщиков. Естественно, полиция такого не одобряла. Но накануне что-то произошло в Агентстве, какая-то крупная неприятность, которую замяли. Сути никто не знал, но сразу три высших чиновника Главного управления подали в отставку. Без объяснения причин сменили директора регионального управления, который только набирал ход и имел, по мнению многих, большую служебную перспективу. Куда он подевался потом – никто не знает. Исчез и Ворон. Следом закрыли тему, а мне приказали всё забыть, будто ничего и не было. Через два года я узнал, что человек, которого мы знали как Ворона, погиб при невыясненных обстоятельствах. Даже могила его есть на ведомственном кладбище Агентства, и я там был. На надгробии только псевдоним и дата смерти, тайна Ворона погребена вместе с ним.

Я глубоко задумался. Мне сразу припомнилась тень птицы, преследовавшая меня, те странные звуки и звон, что слышались во время изменения вектора. Но главное, теперь я знал, что кто-то уже прошел этим путем, добился реальных результатов. Знал, что изменение линии судьбы, а следовательно, и поведения человека возможно. Значит, всё виденное не горячечный бред, не плод моей больной фантазии…

– Знаете, почему я вам всё это рассказал, Мартин? – Я вздрогнул от голоса Стефана, от прикосновения его руки к своему плечу.