Надя тоже была не прочь познакомиться с его бабушкой. Она заявила, что любит знакомиться и вообще обожает московских старушек.

– Если любишь старушек, – сказал Тимоша, – значит, и кошек должна любить. Ты не будешь разочарована.

И в назначенный день Тимоша с Надей встретились на остановке. Путь предстоял неблизкий, не через центр города, а по «хорде», двумя маршрутками. Приличный район, откуда они стартовали, и другой приличный, в котором проживала бабушка, разделяли районы с плохой репутацией. Тимоша об этом Надю предупредил, но она была в курсе.

Впрочем, начало пути было просто скучным. Маршрутка тащилась промзонами меж бесконечных бетонных заборов и каких-то слепых терминалов. Эти заборы и стены могли бы оживить граффити, но, кажется, не вдохновляли ни на какое творчество. Лишь кое-где попадались дурно выполненные эмблемы спортивных клубов и агрессивно-патриотические призывы. Потом показались жилые пятиэтажки, но пейзаж от этого веселее не стал, а только прибавилось лозунгов. Обстановка внутри маршрутки сделалась более нервной. На остановках в салон залезали аборигены обоих полов, обитатели плохих районов. Они матерились непринужденно; в их руках пузырились сосуды с пивом, а во взглядах читалась блуждающая угроза. Полбеды, если бы можно было просто проехать этот неспокойный отрезок пути. Однако Тимоше с Надей требовалась пересадка практически в сердце пятиэтажного региона. Этим «сердцем» являлась площадь, куда сползались автобусы и маршрутки с трехзначными номерами. Метро неглубокого залегания здесь выгружало своих конечных, а значит, самых непрезентабельных пассажиров. Отсюда они разбредались по ближним микрорайонам либо наземным транспортом ехали куда-то дальше. Но делали это не сразу: непрезентабельным пассажирам нравилось побыть на площади. Их приманивали павильоны с выносными столиками, где желающий мог заморить червячка, остограммиться и отдохнуть душой. И желающих было много: они опрокидывали в себя пластиковые стаканчики и закусывали фастфудом, сплевывая себе под ноги несъедобные фракции. Из водительских окон маршруток, отстаивавшихся между рейсами, гремел шансон и вылетали окурки. И каждый, кто был на площади, добавлял от себя или мусор, или хотя бы плевок. Здесь царила нечистота и безнадежная невоспитанность. Всякий раз по дороге к бабушке Тимоша переживал эту площадь как квинтэссенцию всего чуждого. А сегодня к тому же он путешествовал с Надей. Он опасался, что здесь кто-нибудь скажет ей грубость, толкнет или замарает взглядом. К счастью, ничего такого с ними на площади не случилось – может быть, потому, что Тимоша демонстративно расправлял плечи и посматривал вокруг сурово.

Хорошо, что на неприятной площади пробыли они недолго. Следующая маршрутка их забрала отсюда и повезла туда, где город выглядел более цивилизованным. Дорожные виды теперь чередовались в обратной последовательности: сначала пятиэтажки, потом промзоны и терминалы. На заборах поменялись лозунги с патриотических на либерально-протестные. Это были уже пометы, оставленные средним классом. Маршрутка въезжала в благоустроенную часть города.

14. У бабушкиного порога

Чем меньше им оставалось ехать, тем большее место бабушка занимала в Тимошиных мыслях. Как-то она встретит Надю – вот о чем он волновался. Как она встретит его самого, Тимоша примерно знал.

И было занятно, что скажет о бабушке Надя. Тимоше было уже известно, что Надя симпатизирует бабушкам в принципе. Почему – непонятно, но хорошо. Однако старушки в Москве, как и прочие женщины, делятся на два класса: один составляют московские уроженки, другой – взятые из провинции. Какова между ними численная пропорция, определить невозможно. Старушки второго типа выращивают цветы на придомовых клумбах и охотно избираются старшими по подъезду. Их большинство на лавочках во дворах и у детских площадок. Они всегда на виду и, конечно же, на слуху. А коренные старушки, московские уроженки, сидят по своим квартирам и стерегут недвижимость. Их удел – одинокий оборонительный образ жизни, потому что они боятся черных риелторов и бродячих продавцов картошки.

Надя не уточняла, каких предпочитает старушек. Между тем Тимошина бабушка была типичной представительницей уроженок. Тому, кто хотел бы прижать ее к сердцу, нужно было пройти сначала процедуру идентификации. Тимоша об этом знал и поэтому не спешил. Домофон улюлюкал с минуту, прежде чем бабушка сняла трубку.

– Кто? – спросила она настороженным голосом.

– Мы, – ответил Тимоша.

Бабушка не открыла.

– Кто это «мы»?

– Дед Мороз со Снегурочкой.

– Так бы и говорил, – проворчала бабушка. – Я не обязана узнавать.

Наконец она их впустила. Тимоша с Надей вошли в подъезд и ощутили кошачий запах. Но это пахло пока не бабушкиными, а другими кошками, умершими, возможно, уже давно. В каждом подъезде московского пожилого дома пахнет кошачьей мочой, и в некоторых таких подъездах еще живут в затворе старушки-квартировладелицы. Но как бы старушки ни караулили свою жилплощадь, всех их ждет неизбежное выселение. Скоро к каждой из них придет неумолимый, чернейший из всех риелторов. И в подъездах от прошлого только и останется, что кошачий запах.

Впрочем, Тимошина бабушка была крепка. Конечно, и с ней могло случиться самое страшное, то, что с дедушкой уже случилось, но пока что она об этом только любила поговорить. К примеру, Тимоша бессчетно раз слышал напоминание, что она завещала ему квартиру. Если бабушка призывала его починить выключатель или отрегулировать в унитазе слив, она напирала на то, что он это делает «для себя». Но такие намеки с ее стороны были чистой воды спекуляцией. В квартире у бабушки лишь унитаз и другая техника чувствовали себя плохо, а сама она не подавала признаков нездоровья. Мысль о том, что когда-нибудь ее не станет, Тимоша гнал от себя как абстрактную и неактуальную. Во-первых, бабушка была всегда, а во-вторых, он понятия не имел, что ему делать с кошками.

Год за годом игра продолжалась: бабушке что-нибудь требовалось отремонтировать, приезжал Тимоша, чинил как умел и получал в награду угощение и наставления. Сакраментальный вопрос «Что скажет бабушка?» получал здесь ответ быстрее, чем мог быть задан. Кладезь истин был полон по самый край – бесспорных, проверенных временем и спрямленных бабушкиным мышлением. Но хорошо было то, что она сама вопросов не задавала и никогда ничего у него не выведывала. Мелкие новости бабушку не интересовали, а крупных она от Тимоши давно уже не ожидала. Уклониться от этих бесед и от домашних починок не представлялось возможным. Бабушка не была самодостаточна в бытовом отношении, но и в душевном тоже, хотя, разумеется, ни за что в этом бы не призналась. Кошки не полностью закрывали ее потребность в общении.

Однако сегодня Тимоша надеялся бабушку удивить. Сегодня он приготовил для бабушки большую новость, и эта новость приехала вместе с ним.

15. Кошки и телевизор

К Тимошиному облегчению, знакомство бабушки с Надей задалось наилучшим образом. Помогли, как ни странно, кошки. Эти твари, известные своей пугливостью, неожиданно проявили к Наде благожелательный интерес. Бабушка была тронута.