сказал также, что уже сходил в разведку, изучил все ходы-выходы, выяснил, что ближе к полуночи, перед последней электричкой, бабка остается одна, и что они никогда не запирает двери своей хижины, которая стоит на отшибе.

Словом, им предстоит увеселительная прогулка.

К поселку они подъехали на угнанном джипе за полчаса до полуночи. Машину загнали в кусты, наискосок от безлюдной, скудно освещенной платформы.

Тут, правда, произошла небольшая осечка. Подавая назад, Калган не заметил бетонного столба. Сотрясение было чувствительным, но не смертельным. Матерясь и почесываясь, воры вылезли наружу.

— Нам туда, — Калган указал на крайнее окошко, светившееся тусклым желтым светом, и пояснил: — Бабка не признает электричества. Жжет свечи.

Перед самым крыльцом грабители надели резиновые перчатки и маски зверей.

Двери и вправду были незаперты.

Воры вошли в комнату — низенькую, с нависавшими потолочными балками. Обстановка практически отсутствовала. Зато вся дальняя стена была увешана иконами. Горели лампады и свечи. Святые угодники взирали на незваных гостей с грозным укором.

На фоне мерцающей позолоты подельники не сразу заметили, маленькую, сгорбленную знахарку в темных одеждах. На ее худощавом, морщинистом лице выделялись ясные бездонные глаза.

— Злое дело ты затеял, человече, — тихо сказала она, обращаясь только к Калгану. — Откажись от него, покайся и — спасешься. Денег у меня всё равно нет.

— Зато у твоих клиентов, бабулька, капусты вдоволь! — весело гаркнул Калган. — Пускай раскошелятся, тогда и получишь свою чудотворную обратно! А пугать меня не надо! Сама бойся, старая! Я ведь не верю ни в бога, ни в черта! Не будет баблосиков, изрежу твою икону в лапшу или сожгу, усвоила? — он подтолкнул оробевшего вдруг подельника: — Снимай! Вон ту!

Знахарка даже не обернулась в сторону Грузилы.

— Уйди с миром, — спокойно попросила она Калгана.

— Черта-с-два!

Грузило тем временем снял темную икону в простом деревянном окладе и принялся заворачивать ее в тряпку. Пальцы его дрожали.

В этот момент одна из свечек вдруг ярко вспыхнула, затем качнулась и упала на пол.

Знахарка молвила, не сводя с Калгана взгляда:

— Тебе еще и сейчас не поздно спастись. Покайся, оставь чудотворную и уходи. Если сядешь на электричку, то сохранишь голову целой. Иначе погибнешь страшной смертью. Сегодня. Ровно в полночь. От свечки.

— Старая ведьма! — рассвирепел вдруг Калган. — Свечкой меня вздумала пугать! Скажи спасибо, что ты нужна мне для выкупа! На! Держи маляву! Здесь нарисована цифра, которую я хочу получить не позднее конца недели. И получу! Не то плакала твоя чудотворная!

Когда грабители вернулись к оставленной машине, где-то за лесом послышался перестук вагонных колес.

— Скоро полночь, — пролепетал Грузило, у которого зуб на зуб не попадал. — Послушай, Калган, а вдруг она правду сказала?

— Садись в тачку, дурило! — бросил ему главарь. — Еще один верующий выискался!

Мотор взвыл, машина неожиданно дернулась назад и снова ударила в столб.

— А, черт! — Калган переключил скорость и, наконец, выехал из кустов. — Ну, вот, — крякнул он, и в этот момент мотор заглох.

Матерясь, главарь вылез из салона и поднял капот.

— Калган… — ежась, будто от мороза, позвал Грузило. — Чего там старуха про свечи говорила? А ведь в моторе тоже есть свечи. Ты бы поаккуратнее…

— Заткнись! — рявкнул Калган. — Фары лучше выключи! Электричка подходит, а мы как на ладони!

До полуночи оставалось несколько секунд.

Грузило потянулся к переключателю.

И тут Калган внезапно вскинул голову и открыл рот в немом крике. Его глаза наполнились ужасом.

Огромная светлая полоса упала с неба рядом с машиной, снеся кичливому главарю полчерепа…

Несколько пассажиров поздней электрички заметили в свете фар джипа, как на человека упал бетонный столб и тут же позвонили в службу спасения.

К месту происшествия первыми прибыли МЧС-овцы, затем милиционеры.

Грузило и не думал бежать. Потрясенный сбывшимся предсказанием, он рассказал обо всем без утайки.

Чудотворная икона вернулась на прежнее место.

Уже позднее выяснилось, что когда-то через околицу поселка проходило ответвление высоковольтной линии на ферму. Ферму закрыли, провода демонтировали, а старые столбы так и остались стоять. Столб упал по причине накопившихся внутренних деформаций, усугубленных ударами джипа. Но вот что поразительно: у монтажников и электриков бетонные столбы называются «свечками»!

Выходит, предсказание сбылось до мелочей…

Начальник полустанка

В дни отдаленной уже прорабской молодости довелось мне строить линию электропередач в одном из наиболее глухих районов Средней Азии — в Каракалпакской автономной республике. Во всякой глубинке существует своя «дыра». В Каракалпакии это плато Устюрт, ландшафт которого — готовая декорация для киносъемок фантастического фильма о какой-нибудь безжизненной планете с подходящим названием Солончаковая Пустошь. Здесь нет ни рек, ни ручейков, ни даже крохотных родничков, ни иных природных источников воды. Не увидишь ни птицу в небе, ни джейрана на дальнем холме. Нет здесь ни саксаулов, ни верблюжьей колючки, ни тех оазисов, которые встречаются даже в самых безводных пустынях мира.

Плато — тоже пустыня, только не песчаная, а гипсовая — с огромными проплешинами такыров и солончаков, пустыня, еще менее приспособленная для жизни, чем соседние пески Каракумы и Кызылкум, которые после Устюрта могут показаться цветущим садом.

Однако же именно этот гигантский гипсово-глиняный стол, приподнятый могучими силами природы над окружающим пространством, давал кратчайший выход из глубинных районов Средней Азии в европейскую часть единой тогда страны.

Через Устюрт пролегли нити газопроводов, а затем и железная дорога Кунград — Бейнеу.

Высоковольтная трасса, которую предстояло построить моей бригаде, как раз и предназначалась для электроснабжения инфраструктуры восточного участка новой железнодорожной магистрали.

Рельсы уже были уложены на всем протяжении, но регулярное движение поездов еще не открылось.

Ближайший населенный пункт — городок Кунград, лежавший у самого подножья плато, на плодородной земле, с высокими деревьями, густой травой и возделанными огородами, городок, откуда начинался асфальт, находился в доброй сотне километров от нашего стана, или в трех-четырёх часах езды на грузовике-вездеходе по классическому, абсолютному бездорожью.

Наш маленький лагерь — два жилых вагончика на колесах и вагончик-склад — разместился на разъезде под названием, если мне не изменяет память, Ак-Чалак.

По другую сторону от новеньких, девственно чистых рельсов, нагретых неистовым солнцем до синевы, красовалась «резиденция» начальника формировавшегося полустанка, а проще — путевого обходчика.

Это был невысокий, щупленький, но чрезвычайно подвижный русский старик, который, несмотря на адское пекло, с подчеркнутой гордостью носил черную железнодорожную форму и фуражку с эмблемой путейца. Вверенный ему разъезд он называл «станцией», а себя, естественно, величал «начальником станции».

Вторым обитателем этой самой глухой из когда-либо виденных мною «станций» была его жена — дородная, рыхлая и весьма добродушная старуха, щеголявшая