– Привет! Привет, ты где?!!

– Я здесь, старшина! – отозвался сержант-гранатометчик.

– В окне, на втором этаже! Видишь?!

– Вижу!!!

– Сделай его!

– Он его из «АГСа» не достанет, старшина! – рявкнул Фокстротин.

«...А ведь и правда не достанет! Этому гаду осколки с земли до самой жопы!!!» – подумал Андрей и тут же принял решение:

– Толян! Давай над ним! По крыше лупи!!! – проорал он на срыве. – Быстрее!

– Ду-ду-ду-ду-ду!!! – в ответ раздался басовитый голос гранатомета. – Бу-бу-бу-бу-бу!!! Пять гранат разорвались на крыше казармы, прямо над «назойливым» афганским пулеметом, обваливая на него кровлю...

– Молодец!!! – прокричал Фокстротин.

Только, видимо, напоследок пулеметчик все же сумел немного отомстить...

Что-то мощно ударило Андрея в левое плечо и развернуло его вокруг своей оси. А к самому плечу словно приложили раскаленное «добела», невидимое тавро...

– А-а-а!!! С-сук-ка-а!!! – Боль была такой неожиданно-резкой, что сержант взвыл, как волк.

Он, наверное, даже потерял на секунду сознание, потому что, открыв глаза, увидел перед собой чумазое лицо ротного, который уже бинтовал его руку.

– Что там, старлей? – прохрипел «ротный старшина».

– Повезло тебе, Андрюха... В «броник» ударила и срикошетила в плечо. – Фокстротин сноровисто накладывал на рану бинты. – Маленько форму плеча подпортила... Но ничего – мясо нарастет...

Андрей посмотрел на небо, которого не было видно из-за снегопада, на огненную паутину «трассеров» над головой, и...

Перевернулся на живот – его заботой оставался «осиротевший» без Осокина взвод десантников...

«Не хрена тут звезды рассматривать, Андрюха! Воевать надо!..»

– Спасибо, старлей! – Он припал к своему пулемету и дал длинную очередь.

Та-та-та-та-та-та-та!

– Иди к «медицине», старшина! – проорал над ухом ротный.

– А с пацанами Святой Дух останется?!

Та-та-та-та!

– Я в порядке, Валера! Я в порядке!.. Прорвемся!!!

– Тогда я во второй взвод!

– Голову береги, старлей! Голову ниже!..

Он посмотрел вслед командиру роты, перекрестил его мысленно и... «вернулся» к своим объектам...

На территории 2-го батальона охраны что-то вовсю полыхало ярким пламенем, и теперь напрягать зрение особенно не приходилось – охрана дворца была «как на ладони»...

– Старшина! Андрюха!..

Он едва узнал голос Игната.

– Сюда! Сюда!

Андрей пополз на голос, поняв каким-то звериным чутьем, что ефрейтор «немного не в себе», и нашел его в пяти метрах, застрявшего в колючем кустарнике...

Игнат был, как и до этого, без бронежилета, в одной «афганке», только теперь она почему-то была наполовину темная...

– Я здесь, Паша! Где все пацаны?

– Посекли нас, старшина... – Павел обессиленно отпустил конец плащ-палатки, на которой лежал зеленый ящик с патронами. – Чуть-чуть не дотянули... А я дотянул... Я же «старший солдат» как-никак...

«Старший солдат»...

Звание «ефрейтор» в Советской Армии присваивалось рядовым солдатам, которые были «не на должностях», но при этом были «отличниками боевой и политической подготовки», а на нормальном языке честно служили, не филонили и не выискивали себе каких-то привилегий. Но при этом не были ни «командирами отделений», ни «замкомвзводами» – обычные, рядовые солдаты... Такие солдаты, с которых на самом деле надо было брать пример... Про них частенько поговаривали, что они, мол, «рвут задницу перед офицерами», и их презрительно называли «старший солдат»... Да только... Афганская война, особенно в самом ее начале, показала, что именно они, эти «старшие солдаты», те, которым служба была в радость и удовольствие, помогли офицерам и спасли не одну жизнь тем, кто свою службу в армии отбывали как непосильную повинность. Тем, которые, а случалось и такое, «прятали голову в песок», как страусы, когда ефрейторы свои головы подставляли под пули афганских душманов, не задумываясь ни на секунду... Эти «старшие солдаты» и были настоящими «тягловыми лошадками» той войны...

– Твою мать! Твою мать, Игнат!!!

Андрей просто не знал, что делать...

Он ощупывал тело своего «дедушки» и находил на нем, раз за разом, все новые и новые «пробоины»... Семь ранений... Семь!!! У Павла были прострелены не только ноги, но и грудь... И он умирал...

...Так бывало!.. О таком рассказывали те боевые ветераны Великой Отечественной (я акцентирую именно на этом внимание, потому что были и «не боевые»), которые знали войну со всех ее неприглядных сторон. Так бывало!..

Когда летчик-истребитель, к примеру, схлестнувшись во встречном бою с истребителями «Люфтваффе», возвращался на свой родной аэродром израненный, на «расстрелянной» машине. Он дотягивал до родной базы, сажал свой самолет и... умирал «на руках однополчан», прямо в кабине истребителя... А потом выяснялось, что его ранения были смертельны изначально!.. И никто из его друзей-однополчан долго еще не мог понять, как же он сумел вернуться... А ответ был предельно прост – они возвращались «НА ЧУВСТВЕ ДОЛГА»...

...Ефрейтор Павел Игнатов вернулся именно на нем, «на чувстве долга». Перед теми, кому придется воевать с пустыми автоматами, если он не сумеет дотащить этот свой долбаный ящик с патронами... «Старший солдат», одним словом...

– Не спать!!! – орал Андрей прямо в ухо ефрейтору. – Паша! Не спать!!!

– За мальчишками пошли, старшина... Пулеметчик, падла... Им помочь надо... – прошептал истекающий кровью ефрейтор. – А я уже пришел...

Он посмотрел на Андрея долгим и каким-то очень пронзительным взглядом и прошептал, глотая кровяные сгустки:

– Мамка у меня, одна... И сеструха... Малолетка...

Кровь, хлынувшая рекой изо рта ефрейтора, запечатала его рот навсегда...

– Паша! – Андрей рванул на себя «за грудки» ефрейтора. – Паша, не спать!!! Не спать, ефрейтор!!! Дышать!!! Это приказ!!! Жить!!!

Только...

Приказ этот выполнять уже было некому... «Летчик-истребитель» дотянул до своей базы и... Слишком много было «пробоин» в его «фюзеляже»...

– А-а-а! – Андрей завыл по-волчьи. – А-а-а-а-а!..

...Самый первый твой друг, который умер на твоих руках...

Это помнит каждый...

Их потом было еще... И все они останутся в памяти!.. Война – есть война!.. Но тот, самый первый, с которым ты делил все... Он «застрянет» в твоем мозгу навсегда... И ты всегда будешь думать, что если бы ты решил, если бы поступил иначе, то он, тот твой друг, который «лег» под чужим снегопадом самым первым, сейчас растил бы своих детей... И ты будешь мучиться и «грызть» самого себя всю свою жизнь только за то, что не послал на «то» поганое задание кого-нибудь другого... И понимать, что за него потом мучился бы точно так же...